Хелен в нерешительности сидела на постели, уставившись на картину. Она ни капли не сомневалась в том, что перед ней «Мона Лиза» из Прадо. Когда в музее зазвучала пожарная сирена, она лишь ненадолго рассталась со своей сумкой. Должно быть, кто-то воспользовался этим, чтобы спрятать в ней картину. И поскольку именно Патрик Вейш взял у нее сумку с шаблонами – как она сначала решила, чтобы помочь ей, – вполне логично заподозрить, что за всем этим стоит именно он. Возможно, в музее вообще не было никакого пожара, он являлся лишь отвлекающим маневром. Неудивительно, что после прибытия в отель Патрик Вейш настоял на том, чтобы Ральф отнес сумку в ее комнату.
У входа в отель вот уже несколько минут без остановки гудели сирены. Пожарные бригады, как она сперва подумала. Возможно, теперь к ним присоединились полицейские, поскольку к этому моменту наверняка уже обнаружилось исчезновение одного из самых драгоценных экспонатов музея. А он лежал на постели рядом с ней, в ее номере! Хелен хотела уже достать телефон и позвонить в полицию, но потом передумала. Что, если ей не поверят? Что, если на картине обнаружатся только ее отпечатки пальцев? В конце концов, картина была в ее сумке, и она не сомневалась в том, что нет таких свидетелей, которые смогли бы подтвердить ее версию событий, за исключением Ральфа. Однако, если за похищением стоит Вейш-младший, то с ним, несомненно, связан и Ральф. Но разве Патрик Вейш мог украсть картину?
Ей вспомнились сокровища из коллекции его отца. Эта семья очень богата, обладает миллиардным состоянием. Зачем Патрику Вейшу идти на такой риск? И какое отношение имеет ко всему этому она? Может быть, ее хотят обвинить в этом преступлении или просто воспользовались ею, как отмычкой, чтобы осуществить свой план? Какое-то время она колебалась, не положить ли картину обратно в сумку и не притвориться ли, что она ее не заметила. Вероятно, в ближайшее время ее кто-то отвлечет и заберет у нее картину. Тогда она выйдет из дела.
Но как быть с Мэйделин? Хелен приехала в Мадрид и в музей Прадо лишь потому, что нашла в подвале дома Павла Вейша фотографию своей дочери с соответствующей припиской. Даже если это была только уловка, чтобы заманить ее сюда, – и при мысли об этом у Хелен душа ушла в пятки, – все же вполне вероятно, что семейство Вейш имеет какое-то отношение к внезапному исчезновению Мэйделин. Наконец решившись, она осторожно взяла картину за край и направилась к двери, соединявшей ее апартаменты с номером Патрика.
Она постучала, но ответа не было. Хелен медленно надавила на дверную ручку и удивилась, когда дверь поддалась. Еще недавно она была заперта. Слегка приоткрыв дверь, Хелен остановилась и прислушалась. Царила тишина. Что, если Патрик и Ральф уехали? Она с опаской заглянула в соседнюю комнату.
– Не бойтесь вы так! Можете входить, миссис Морган!
Она замерла. Голос был ей незнаком. В нем слышалось шипение, похожее на то, с каким испаряется вода. Хелен в нерешительности застыла на пороге.
– Да входите же! Мы не кусаемся! – Голос показался ей даже приветливым.
Она осторожно толкнула дверь свободной рукой. Номер Патрика был больше ее собственного, но обставлен так же роскошно. На противоположной его стороне она заметила обеденный стол с огромным букетом цветов посредине и шестью стульями, стоящими вокруг, а возле него – диванный гарнитур. На одном из двух диванов кто-то сидел: тот мужчина, которого она уже видела на картине в Варшаве. Взглянув на него, она вздрогнула. И дело было не только в его внешности. Обгоревшая кожа выглядела в точности так, как и на той картине, напоминая латексную маску. Он был совершенно лыс, и из-за этого казалось, что в нем есть что-то нечеловеческое. Однако особенно пугающей была его улыбка.
– Очень рад наконец-то познакомиться с вами лично. Вы еще красивее, чем на тех фотографиях, которые я видел, – произнес он и жестом пригласил ее присесть рядом. – Прошу, садитесь. Мы поговорим о вашей дочери. Мэйделин – чудесное имя.
Когда он произнес имя Мэйделин, у Хелен едва не остановилось сердце. Она неуверенно шагнула в комнату, и рядом внезапно мелькнула тень. Картину вырвали у нее из рук. Это был Ральф, он отдал «Мону Лизу» старику Вейшу.
– Настоящее произведение искусства! – воскликнул тот, держа картину перед собой на вытянутых руках, чтобы как следует рассмотреть ее. – Словно зов былых времен, правда, миссис Морган? – Он оценивающе взглянул на нее, а затем рот его исказился в неком подобии улыбки. – Не будьте же невежливой…
По-прежнему растерянная Хелен подошла ближе и опустилась на второй диван.
Отец Патрика повернул к ней картину, поставил ее прямо перед ней. При этом он, прищурившись, наблюдал за ее реакцией.
–
– Вы что-нибудь слышите? – с вызовом поинтересовался он.
– Что вы имеете в виду? – Хелен пыталась выиграть время.
– Вы меня прекрасно поняли!
–