Вирус ненависти

Этот номерной знак принадлежит машине хозяйственного управления тылового обеспечения. Точно такая же черная «эмка», только у нее двигатель перебирают уже третью неделю. Не хватает каких-то запчастей. Стоит она в гараже, со снятым капотом и всей облицовкой спереди. Естественно, сняты с машины и оба бампера. Номера вместе с бамперами валяются в углу, никто на них внимания не обращает. А начальник гаража даже не сразу вспомнил, где они. Я их незаметно пощупал. Видно, что торопились смыть грязь с номеров. Очень уж чистые они там валяются. А вот что я разглядел, Максим Андреевич, что их недавно снимали и ставили. Дырочки под болты со свежими царапинами.

— Значит, кто-то в гараже помог и передал на время номера от ремонтируемой машины?

— Выходит, так, — согласился Сосновский. — И пока нам этот факт никак не помогает. Нужен человек, нужен Иван Богданович, если это был он. Не догадалась Марина спросить, как этого мужчину звать-величать. Но кажется мне, что именно его Лариса Сергеевна называла Иваном Богдановичем. Человека бы своего в мастерской заиметь, да, боюсь, спугнем мы добровольного помощника бандитов.

— Чего вы там шепчетесь? — поинтересовался Коган.

— Машину не нашли, но нашли откуда номер, — ответил Шелестов. — Пока нам это ничего не дает. На людей выйти не удалось, а наблюдать и разрабатывать гараж времени нет. Самый надежный вариант идти на сделку с обменом, но уверенности в девушке нет. И не знаем мы, какие договоренности, какие дела были с этими людьми у Ларисы Сергеевны.

— За девчонку я ручаюсь! — сказал Коган. — Боевая девка, с пониманием! Я уверен, что она не подведет.

— Не подведет, говоришь, — задумчиво проговорил Шелестов. — Информации с гулькин нос, вот в чем беда. И раненая наша никак в сознание не приходит. Ее сведений, ох, как не хватает. Ну, что, будем рисковать?.. Борович, как ваши ребята в пионерском лагере? Изображают больных и раненых стариков-ветеранов?

— Так точно, — отозвался лейтенант. — «Секреты» никого не засекли, никто не интересовался этим лагерем, но чем ближе к обмену, боюсь, станут проверять поставщики продуктов питания. Надо бы Марину к нам в лес, а то подозрительно как-то, что она в госпитале.

— Почему же, — пожал плечами Буторин. — Приносить продукты и ухаживать за больными можно и не живя с ними вместе. Вполне может совмещать с работой в госпитале. Как раз есть возможность лишний раз таблеточку прихватить с собой по дороге в лес.

Группа рассредоточилась по рынку, дорогу и подходы к развалинам пионерского лагеря охраняли парные секреты автоматчиков Боровича. Все было предусмотрено и учтено, насколько это вообще возможно в таких условиях цейтнота. Марина уже два часа бродила по рынку, ожидая встречи. Но ее знакомого так и не дождались. Когда надежды на контакт исчезли окончательно, Сосновский неожиданно подошел к Шелестову.

— Максим, надо решаться! Пусть Марина идет в лес, в лагерь. Мне кажется, ее проверяют, основательно проверяют. А может быть, даже не хотят связываться с продуктами, а просто замыслили ограбить девушку.

— Они идиоты? — поморщился Шелестов. — Ведь яснее ясного, что сегодня Марина не принесет сюда драгоценности, ведь договаривались, что следующая встреча будет как раз для того, чтобы мужчина мог рассказать о том, кто сможет помочь голодающим и больным. Только договоренность.

— А если они захотят напасть на лагерь, вдруг они думают, что драгоценности спрятаны там, в лагере. Ты же помнишь, как высоко их оценил твой ювелир? Может, и новый знакомый Марины разбирается в ювелирных украшениях. Решил идти ва-банк, а мы не ожидали и можем упустить его.

— Ладно, пусть потом Марина идет в лес, — принял решение Шелестов, но вдруг замер на месте, глядя вдоль торгового ряда.

Сосновский проследил за взглядом командира и понял, что Каратеев, который тоже участвовал в операции на рынке, подает знак «внимание» и «это важно». Оперативники удивленно переглянулись: неужели вирусолог что-то обнаружил, что важно для группы, для конкретной операции. Разделившись, оба двинулись к прикомандированному ученому. Но первым к нему подошел Буторин, тоже заметивший знак.

— Что случилось, Семен Валерьевич?

— Вот, — разжал вирусолог ладонь, на которой лежал стеклянный пузырек. — Видите? Лекарство. Это для инъекций.

— И что? — насторожился Буторин.

— Так оно немецкое! Понимаете?

— Немецкое? — ухватился за эту информацию подошедший Шелестов. — Хорошо, если вы уверены. А откуда оно могло здесь взяться? А если это из брошенного медицинского хозяйства вермахта? Если его бросили во время отступления?

— Пузырек чистый, его продавец достал из упаковки. Упаковка как новенькая, и на ней я увидел дату производства — месяц назад. Здесь даже близко не было немецких госпиталей, а этот препарат для медицинских стационаров, им не лечат амбулаторно, он для комплексного оперативного лечения. Черт возьми, он уходит!