Вирус ненависти

Выстрел стегнул между грудами кирпича и остатками стен, поднимая тучу воробьев. Пуля ударилась в кирпичную стену возле головы Сосновского, и он тут же упал, перекатываясь в крошеве кирпича и чувствуя, как острые края впиваются в его бока и колени. «Не уйдешь, зараза, — думал он со злорадством. — Я даже стрелять не буду. Я тебя так возьму». Он приподнялся на руках, подтянул под себя левую ногу и резко бросился вперед и в сторону. Лариса Сергеевна была от него метрах в тридцати и, видимо, выжидала время, чтобы убедиться, что она убила или ранила преследователя. Она была явно удивлена тем, что Сосновский цел и снова бросается ее преследовать. А почему была удивлена? Она так уверена в себе как в метком стрелке? Обычный врач из провинции?

Два выстрела подряд выдали некоторую нервозность женщины. «Стреляй, стреляй, расходуй патроны. Минус два в обойме», — успел подумать Сосновский, снова перебегая открытое пространство и прячась за другой стеной, но теперь уже ближе к Ларисе Сергеевне. И тогда она не выдержала и бросилась бежать, не скрываясь. Сосновский подумал, что в другой ситуации или если бы он преследовал мужчину, то он, не задумываясь, стал бы стрелять по ногам. «Но не по женским же», — усмехнулся он.

В глаза ударило солнце, развалины вывели на пустырь или на другую улицу. Этого Сосновский еще не понял. Он видел, как женский силуэт метнулся вправо и сразу же изменил направление бега. Там справа за стеной будет окно и через него он сможет выскочить наперерез Ларисе Сергеевне. Сосновский с разбегу запрыгнул на подоконник и прыгнул наружу. И сразу два пистолетных выстрела буквально слились с автоматной очередью. И уже приземляясь на ноги, он увидел в двух шагах от себя женщину, которая лежала на земле. Ее жакет распахнулся, и на светлой блузке расплывались пятна крови. Справа с криками «бросай оружие» и «руки вверх» бежал военный патруль.

Глава 4

— Я только немного умоюсь, — попросила Марина, пытаясь убрать с лица непослушные волосы.

Коган присел на лавку и закурил, глядя, как девушка подошла к умывальнику и стала плескать себе на лицо холодную воду. Эти две ночи для госпиталя были очень тяжелыми. Раненые поступили с железнодорожной станции, откуда с санитарных поездов их непрерывно подвозили на грузовиках и подводах. Размещать вновь прибывших было негде, и начальник госпиталя распорядился освободить все комнаты персонала и общежитие. Многие врачи перебрались на квартиры местного населения, располагавшиеся неподалеку от госпиталя. Люди с готовностью потеснились, приютив врачей, которые сутками спасали жизни защитников Отечества. Правда, и тесниться пришлось почти что только на словах. За двое суток никто из врачей, медсестер и санитарок не уходил спать. Засыпали прямо там, в коридорах на кушетках, и, поспав пару часов, когда глаза начинали снова видеть, а ноги держать, шли к пациентам: кто в операционные, кто в перевязочные, кто ухаживать за ранеными.

— Ну, как вы там устроились? — спросил Коган, когда Марина, вытирая лицо и шею, уселась возле него на лавку. — Тяжело приходится?

— Тяжело, когда смотришь на мучения раненых, — ответила девушка, сразу как-то помрачнев. — Тяжело видеть, как они мужественно все переносят, стараются не стонать, потому что стесняются нас, девчонок. И как они страшно стонут, когда находятся без памяти. А еще страшно понимать, через что прошли эти люди там, на фронте, как они получили эти страшные ранения. И слезы наворачиваются на глаза, когда видишь, как они, уже выздоравливая, стремятся снова попасть на фронт.

— А как ваша компания из пионерского лагеря поживает?

— Ну, с этими все в порядке. Почти все помогают медперсоналу, как могут. Те, кто еще не может выписаться, лежат в палатах с тяжелыми и ухаживают за ними. Сами едва ходят, а все равно ухаживают. Из милиции приходили. Двоим нашим: Савеличу и Тихону Рубцову новые паспорта выдали. У них все в порядке оказалось, прошли проверку. Теперь временно прописываться будут в общежитии госпиталя по согласованию с начальником госпиталя. Я все хотела спросить вас, Борис Михайлович, наши все беспокоятся. А где Лариса? Лариса Сергеевна!

— Вот о ней и об одном деле и хотел я с тобой поговорить, Марина, — доверительно понизив голос, ответил Коган. — Но прошу, никому ни слова о нашем разговоре. Дело секретное, и ты, как комсомолка, должна понимать, что язык до поры до времени надо держать за зубами.

— Я понимаю, конечно, — заверила девушка. — Вы же диверсантов вражеских ловите!

— Ну, тогда слушай, Марина. Лариса Сергеевна ранена врагами. Ее лечат хорошие врачи, и я надеюсь, что все закончится благополучно. Но сейчас нам нужна помощь, твоя помощь. Если бы не это ранение, мы бы не стали обращаться к тебе.

— Ее враги ранили? — прикрыв рот рукой, тихо переспросила девушка.