Вирус ненависти

Вернувшиеся оперативники рассказали, что на пруду, конечно, никого нет. Странным было и другое. Женщины из соседних деревень, что пришли работать на восстановлении ТЭЦ, стирали постельное белье, свое нижнее белье. Сушили его на веревках. А глухонемые ничего не стирали и не сушили. Хотя, по мнению самого главного инженера, выглядели они относительно нормальными людьми, просто от рождения страдали патологиями, которые не давали возможность слышать и разговаривать. Это, кончечно, накладывало определенный отпечаток на психику людей, но простые работы они выполнять могли. Чисто физически могли.

— А кто-то из страдальцев носил очки? — спросил Коган.

— Очки? — Дубинин удивленно посмотрел на оперативника и, поняв его мысль, уныло кивнул.

Да, очки носили двое. Хорошие оправы, не обычные простенькие, какие можно купить за копейки в каждой аптеке, а хорошие. Дубинин тогда и не подумал, что у инвалидов интерната не может быть таких оправ у очков. И про нижнее белье понял. Наверняка у них было не самодельное и не казенное белье. И они его не стирали и не сушили на виду, потому что все, особенно деревенские женщины, догадались бы, что в интернате такого белья не может быть. И постельное белье не стирали, потому что не собирались тут надолго задерживаться.

— У вас связь с начальством или райисполкомом есть, товарищ Дубинин?

— Телефонной нет. Линия неисправна. И радиостанции нет. Так и общаемся письменно, когда машина приходит, я отправляю заявки и отчеты. А мне приказы привозят. Ну, иногда представитель приезжает и смотрит сам. Машина у меня, конечно, есть, но в последнее время она чаще сломана, чем на ходу. Водитель целыми днями в ней копается.

— Пусть чинит, причем побыстрее. Помогите ему, чем можете, помощников дайте. Если сможете машину завести, то сразу сообщите в райисполком, чтобы прислали помощь, сообщили в местное управление НКВД, что у вас тут диверсанты прячутся. Плохо, но иного выхода у нас пока нет. Значит, никому ни слова, товарищ Дубинин! Ушли глухонемые, и ушли. Поработали, отдохнули от мытарств своих и дальше подались в родные края. Ваш инженер…

— Сапунов, — поспешно вставил главный инженер. — Вполне надежный товарищ, я не думаю, что он мог…

— Надежный? Это хорошо, но думаю, что его убили. Если в ближайшее время помощи не будет, то попробуем справиться сами. Самое главное, что мы не знаем, сколько их там. И там ли они еще. Или уже убрались с территории завода. Вот что, Сергей Михайлович! Своей властью примите все возможные меры, чтобы никто из ваших рабочих ни на шаг не отлучался с территории строительства. Пусть постоянно все будут вместе. Если у вас есть в подчинении здоровые надежные мужчины, поставьте их наблюдать за окрестностями, пусть вовремя подадут знак, что к вам приближаются неизвестные люди. Не один или два человека, а десяток, а то и больше. Тем более на машинах. Знаю, что оружия у вас нет. Поэтому оставлю вам ракетницу. Если у вас случится беда, если нападут немцы, если начнут убивать людей, немедленно пускайте ракету. Не знаю как, но мы постараемся вам помочь. Даже если там, у завода, будет идти бой.

— Все так опасно, товарищ подполковник? — спросил главный инженер твердым голосом без признаков страха.

Шелестов отдал приказ возвращаться к заводу. Таиться от тех, кто там засел, теперь смысла не было. Немцы наверняка следили за окрестностями и увидели три грузовика с солдатами. И они приготовились к бою или к прорыву. Наверняка, если прорыв с боем ими запланирован, то попытку эту они сделают ночью. К большому изумлению оперативников, Борович в небольшом овраге сидел с биноклем и тремя бойцами. Остальных автоматчиков видно не было.

— Где твое войско, лейтенант? — спросил Буторин, спускаясь вниз и ложась рядом. — Что на заводе? Тишина? Было движение?

— На заводе никакого движения не было, — ответил Борович и отложил бинокль. — А людей своих я рассредоточил. Они находятся на направлениях вероятного прорыва немцев.

— А если они здесь, прямо через поле попрут к лесу, к строительству? — спросил Шелестов.