Вирус ненависти

Потом закончился диск, потом еще один. Шелестов пощупал мешок и убедился, что он пустой. Он повернулся к раненому солдату и увидел, что тот улыбается. Это была счастливая улыбка человека, который вернулся на родину, который сражался за нее и победил. Несмотря на то что он умер, но все равно победил. Автомат разразился длинной очередью и сразу замолчал. Шелестов перекатился за другой камень, бросил автомат и стал нащупывать рукой кобуру на ремне. Рядом кто-то упал.

— Как ты? — спросил Сосновский, на грязном лице которого блестели зубы, и бросил Шелестову полный автоматный магазин. — Держи, это последний. И у меня последний.

— Ребята готовы? — спросил Шелестов, вставляя магазин в свой ППШ.

— Дурное дело не хитрое, — пожал Сосновский плечами и повел стволом автомата. Дав две короткие очереди, он снова посмотрел за камни. — Даже далеко бросать не надо. Подложил гранату под сапог, чеку выдернул и стреляй себе куда хочешь и в кого хочешь. А если тебя убьют, то ты падаешь, и чека выскакивает. Все! Финита ля комедия!

— Вы здесь? — Буторин выскочил из-за камней и, дав длинную очередь в сторону немцев, упал рядом. — Что притихли?

— Где Борис? — заволновался Шелестов.

— Он там с вирусологом. Им есть о чем поговорить и что общего вспомнить. Вирусолог категорически отказался уходить оттуда и оставлять Борьку одного. Да и неважно это теперь.

И вдруг воздух прорезал звук пулеметной очереди. Длинной очереди. Стреляли из пулемета ДШК. Вот и второй ДШК подключился. И сразу последовал треск автоматных очередей. Немцы заметались, они стали вскакивать, не зная, куда бежать. Буторин приложил к плечу автомат и расстрелял остатки патронов, приговаривая:

— А вот вам на прощание! А вот вам еще! Получите, гады, посылочку!

Два бронетранспортера втягивались на территорию станции. С лобовых броневых щитков срывалось огненное пламя, кося и кося остатки немецкого десанта. Цепи красноармейцев стали появляться на путях, они пробегали за строениями, поднимали оставшихся в живых эсэсовцев с задранными вверх руками и гнали к каменной стене. Буторин положил подбородок на приклад автомата и смотрел на то, как развиваются события. Шелестов устало поднялся и пошел через железнодорожное полотно туда, где он в последний раз видел Боровича.

Лейтенант сидел, прижавшись спиной к деревянным ящикам, и сжимал в руке гранату. Он смотрел на Шелестова спокойно и устало. Бедро, плечо его были в крови, одежда изодрана почти в клочья. Неподалеку лежали два убитых эсэсовца. Один из них был зарублен саперной лопаткой.

— Все? — спросил лейтенант.

— Все, Яков, — кивнул Шелестов, осторожно разжимая пальцы раненого, стараясь не выпустить скользкую от крови предохранительную скобу.

— Пальцы затекли, — признался Борович. — Боялся, что не удержу. А сил отбросить ее в сторону нет. Хотел, чтобы фрицы пришли… а это вы.

— Ну, ты еще скажи, что не рад мне, — усмехнулся Шелестов.

Найти кольцо было невозможно. И тогда Шелестов приподнялся и зашвырнул гранату далеко в сторону в глубокий кювет у железнодорожного полотна. Грохнул взрыв, на голову посыпались земля и мелкая трава. На звук взрыва прибежали несколько бойцов и моложавый капитан в полевой фуражке. Шелестов полез в карман гимнастерки и протянул капитану удостоверение Смерш.

— Вы командир?

— Так точно, товарищ подполковник! Капитан Морозов.

— Вот что, Морозов. — Шелестов с трудом стал подниматься. Двое бойцов подбежали и помогли ему встать. — Соберите всех раненых и погибших бойцов, перевяжите лейтенанта. Это его рота тут сегодня геройски сражалась и почти вся полегла. Потом удалите всех людей за пределы станции. Лучше всего погрузите в грузовики и отправьте в город. Там два наших «студебекера» стоят. Мы сейчас тут взрывать тоннель будем. Там столько взрывчатки, что Карпаты содрогнутся. Поспешите!

— Есть, товарищ подполковник! — козырнул капитан и, круто развернувшись на месте, побежал к своим солдатам.

Оперативники пошли к тоннелю, глядя, как красноармейцы выносят раненых и убитых на плащ-палатках. Бывшие военнопленные, обхватив бойцов за шею, шли с трудом. В тоннеле было тихо. Двигатель маневрового паровозика заглох, вагон стоял в метре от платформы с взрывчаткой. Но Когана и Каратеева нигде видно не было. Оперативники поспешили обойти все вокруг, но тут увидели Бориса, стоявшего на коленях и бинтовавшего ногу вирусолога. Раненый ученый смотрел на оперативников виновато и все пытался приподняться. Коган осаживал его, добродушно ворча:

— Да лежи ты, канитель! Дай я тебя перебинтую потуже.

— Живы, — не столько спросив, сколько с довольными интонациями проговорил Буторин. — Живы, а дырка в ноге — дело заживное. Жить можно и с дыркой в ноге. Главное, что не в голове.