Обсуждение, как быть с человеком на камне, прервал гул вертолета, а дальше и вовсе стало не до того. К их большому огорчению, сбитый вертолет упал в нижней части склона, так что они не видели, уцелел ли кто-нибудь при крушении. Прежде чем перестрелять этих людей, надо было спуститься значительно ниже. Джахандар и Ершут сбросили рюкзаки, чтобы обеспечить себе бо́льшую свободу движений, и поспешили вниз, прыгая с камня на камень и временами съезжая по щебнистой осыпи. Они договорились, что Джахандар займет позицию, откуда хорошо будет виден вертолет; Ершут с автоматом, который эффективен на меньших дистанциях, зайдет с другого боку и откроет огонь. Уцелевшие – если они есть – попытаются спрятаться за камнями или за деревьями, и Джахандар сверху легко их снимет. Направление снайперского огня определить трудно; они едва ли успеют понять, где Джахандар, и даже вообще осознать, что по ним стреляют с другой стороны.
Ершут так спешил выполнить свою часть плана, что не вспомнил о странном человеке с биноклем, пока не подошел к окровавленному камню, на котором тот еще недавно лежал. Теперь тут никого не было. То, что они сверху приняли за единый скальный выступ, оказалось множеством больших плит, сползших по склону и застывших под разными углами. Ершут решил, что по ним и преодолеет этот участок.
Только подойдя к плитам, он понял, что человек в черной мотоциклетной коже не ушел вниз смотреть на рухнувший вертолет, а укрылся между камнями. При виде Ершута он вышел с поднятыми руками – мол, я без оружия.
Выглядел он едва ли менее жутко, чем Саид. Тот по крайней мере был мертвый. Ершут не боялся, что Саид слезет с дерева и двинется на него, а этот человек шел навстречу и широко улыбался. Один бок у него был весь в крови, а лицо казалось бы белым, если бы не снег сзади, на фоне которого оно выглядело землисто-серым.
Человек что-то сказал на английском, но Ершут практически ничего не понял. Говоря, он продолжал идти вперед, шажок за шажком. Ершут не очень испугался, потому что их еще разделяло несколько метров, а человек по-прежнему держал руки поднятыми и к тому же был под дулом автомата. Ему просто хотелось, чтобы тот остановился, уж больно страшно выглядело это все: и цвет лица, и ухмылка, и бессвязное бормотание.
Ершут глянул вниз – видно ли уже вертолет – и различил повисшие лопасти. Рядом с вертолетом определенно были люди, и они смотрели в его сторону.
Серый человек что-то сказал про Америку.
Ершут перевел на него взгляд и увидел, что тот сжимает в руке шнурок, уходящий в рукав куртки.
Хорошо, что Оливии нравилось смотреть на Соколова; на выражение его лица в доме Джейка и впрямь стоило посмотреть. Соколов явно не думал, что бывают люди, способные сознательно уехать от общества в глушь, окружить себя оружием и жить так, словно завтра цивилизация исчезнет. По дороге в Бурнс-Форд Оливия пыталась объяснить, куда они едут. Соколов честно слушал и время от времени кивал, однако она чувствовала – просто из вежливости. Окончательно он поверил, лишь увидев женщину в длинном старомодном платье, поверх которого была пристегнута наплечная кобура для пистолета. Дальше он уже смотрел на все с завороженным интересом. Джейк, решив истолковать озадаченное любопытство как благожелательное, провел небольшую экскурсию: показал установку для очистки воды, верстак для перезарядки боеприпасов, склад еды, антибиотиков и противогазных фильтров, бомбоубежище на заднем дворе – железобетонный бункер под шестиметровым слоем земли. Соколов внимательно смотрел на Джейка, Оливия – на Соколова, а Джон на протезах ходил за ними и смотрел, как Оливия смотрит на Соколова, и по временам обменивался с нею ироничными взглядами. Соколов заметил, что они переглядываются, и присоединился. К тому времени как все сели за стол, прочитали, взявшись за руки, молитву перед едой и приступили к обильному, но правильно сбалансированному обеду, между ними уже царило полное понимание. Джейк и впрямь во все это верил, а Элизабет, может быть, даже больше мужа. Однако Джейк сознавал, что другие смотрят на мир иначе – в том числе родные братья, с которыми его связывали самые крепкие чувства, – и вполне с этим мирился. Он даже отпускал шуточки на собственный счет – сравнивал селение на ручье Сухого Закона с Афганистаном. Джон, со своей стороны, научился пропускать мимо ушей те рассуждения Джейка, которые считал чушью. Если Джейку нужно поменять масло в генераторе или поставить дополнительную розетку, Джон всегда поможет. И он не жалел времени и сил на сыновей Джейка, искренне его любивших. Оливии показалось, что Джон старается внушить мальчикам, не говоря этого напрямую, следующую мысль: если с возрастом они захотят вернуться к цивилизации, которую их родители считают гнилой и обреченной, в его доме им всегда будут рады.
Так или иначе, способность Джона спокойно общаться с братом и невесткой, не разделяя их убеждений, стала для Оливии примером, как вежливо и даже сердечно с ними держаться. Поскольку гостей они принимали как любая в целом счастливая и дружная семья.