Вирусомания

Однако к моменту, когда это стало ясно - в конце 1960-х годов - вирусная онкология достигла догматического, квазирелигиозного статуса. Просто решили, что если вирусные частицы не видны с помощью электронной микроскопии при раковых заболеваниях человека, то проблема в электронной микроскопии, а не в догме вирусной онкологии! Это было то время, когда молекулярная биология занимала полностью доминирующую позицию в вирусных исследованиях. Поэтому были изобретены «молекулярные маркеры» для ретровирусов (например, обратная транскриптаза) и они очень удобно заменили отсутствующие вирусные частицы, в надежде спасти центральную догму вирусной онкологии. Это позволило вирусной гипотезе выжить ещё десять лет, вплоть до конца 1970-х годов, с помощью всё более щедрой поддержки со стороны финансирующих агентств и фармацевтических компаний. Однако к 1980 году провал этой линии исследований стал уже видимым смущающим явлением, и закрытие некоторых вирусных онкологических лабораторий было бы неизбежным, если бы не...

Если бы что? Исследование вируса рака остановилось бы, если бы в 1981 году один врач из Лос-Анджелеса не описал пять случаев серьёзных нарушений иммунитета среди мужчин-гомосексуалистов, которые также все принимали амилнитрит, а также все они злоупотребляли другими наркотиками, злоупотребляли антибиотиками, и, вероятно, страдали от недоедания и ЗППП (венерических заболеваний). Было бы логично предположить, что эти тяжёлые случаи иммунодефицита имели много причин токсичного происхождения. Это могло бы привести к обвинению образа жизни этих пациентов.

К сожалению, такая дискриминация была политически совершенно неприемлемой. Поэтому необходимо было найти ещё одну гипотезу - эти пациенты страдали от заразной болезни, вызванной новым ... ретровирусом! Научные данные в поддержку этой гипотезы были найдены и, что удивительно, всё ещё совершенно не обнародованы. Но это не имело никакого значения, и мгновенная и страстная заинтересованность исследователей и институтов вируса рака немедленно разгорелась с новой силой. Это было спасением для вирусных лабораторий, где СПИД теперь стал, почти за одну ночь, основным направлением исследований. Это принесло огромную финансовую поддержку от БигФармы, больше бюджета для CDC (Центр контроля заболеваний, США) и NIH (Национальные институты здоровья, США), и никто не должен был больше беспокоиться о стиле жизни пациентов, которые стали сразу невинными жертвами этого ужасного вируса, который вскоре обозначен как ВИЧ.

Двадцать пять лет спустя гипотеза о ВИЧ/СПИДе так и не ответила на три основные вопроса, несмотря на огромное финансирование исследований, исключительно направленных на проекты, основанные на ней. Никакого лечения СПИДа так и не было найдено; никаких достоверных эпидемиологических прогнозов так и не было сделано; и ни одна вакцина против ВИЧ никогда не была успешно подготовлена. Вместо этого очень токсичные (но не лечебные) наркотики были наиболее безответственно использованы с частыми летальными побочными эффектами. Однако ни одна ВИЧ-инфекция никогда не наблюдалась электронной микроскопией в крови пациентов, предположительно имеющих высокую вирусную нагрузку! Ну и что? Все самые важные газеты и журналы демонстрируют привлекательные красочные компьютеризированные образы ВИЧ, которые происходят из лабораторных клеточных культур, но ни от одного больного СПИДом. Несмотря на это потрясающее упущение, догма ВИЧ-инфекции по-прежнему прочна. Десятки тысяч исследователей и сотни крупных фармацевтических компаний продолжают получать огромные прибыли, основанные на гипотезе ВИЧ. И ни один больной СПИДом никогда не вылечился ...

Да, ВИЧ/СПИД является символом коррупции вирусных исследований, которая замечательно и трагически задокументирована в этой книге. Исследовательские программы по гепатиту С, коровьему бешенству, атипичной пневмонии, птичьему гриппу и текущей политике вакцинации развивались по той же логике, что и максимизация финансовой прибыли.