Виселица на песке. Америкашки. Макхью

— Это не так, она была моей любовницей, — признался он. Казалось, он испытал облегчение от того, что ему больше не надо скрывать свои чувства к ней.

«Что же было такого в этой женщине, чтобы столько мужчин влюбились в нее? — спросил себя Дебур. — Мэнни, Билли, теперь еще и Льезак. Рядом с ними чувства Гордона казались наиболее прохладными».

— Это продолжалось долго?

— Нет, лишь несколько недель. Внезапно она решила прекратить нашу связь.

— Можно узнать причину?

— Она не назвала никакой причины. В прошлое воскресенье я пошел к Мэнни исключительно потому, что был уверен, что найду ее там… Я хотел снова увидеть ее. Она показалась мне очень нервной, более странной, чем когда-либо.

— Что вам показалось в ней странным?

— О, это трудно объяснить. Это была нежная женщина… очень нежная. Однако…

— Однако что?

— В воскресенье она была резкой, уклончивой… необычной.

— Вы считаете, что у нее были и другие любовники?

— Многие ухаживали за ней.

Легкая улыбка тронула его губы:

— …даже Корнелл.

— Почему даже Корнелл?

— Вы еще с ним не встречались?

— Нет.

— Подождите, вы увидите. Можно сказать, что это… священник… воплощенная добродетель! Однако и он, кажется, не мог устоять перед Дженни.

— А Шварц?

— Она относилась к нему очень враждебно, не знаю почему. Она видела в нем лишь выскочку, который считает, что все может купить на свои деньги, даже привязанность. Но я думаю, она ошибалась. Мэнни, как мне кажется, производит впечатление человека, который еще из прошлого несет в себе никогда не заживающую рану.

Льезак должен был очень хорошо знать людей. Он говорил о них трезво, объективно, но без иллюзий.

Глава 7

Говард вышел из-под душа и, мокрый, растянулся на постели. Он захватил с собой вечерние газеты, которые купил по дороге домой, и начал читать заголовки.

Зазвонил телефон. Это была Симона.

— Ну как, хорошо провел время в своих старых притонах?

— Это роскошные подпольные заведения, я хожу только в такие, — пошутил он. — Но чтобы там развлекаться, надо ходить туда с кем-то, а я был один.

— Тебе дали приют, но не накормили.

— Блюда подаются только по заказу.

— Я думаю, ты сделал сенсационное открытие.

— Не смейся надо мной. Я все-таки кое-что узнал о Шварце. Он известен тем, что всегда ищет роскошных проституток. А поскольку он не считается с расходами, то ему остается лишь выбирать. Кажется, что он берет за сеанс не меньше трех. Они приходят к нему домой, он же заходит в публичные дома, как в агентства по найму.

— Я вижу эту картину: сатир и три грации. Этот Шварц кажется мне воплощением мощи природы! — воскликнула Симона, которая была сегодня в явно игривом настроении.

— Может быть, он лишь безобидный зритель. Во всяком случае, сегодня вечером я хочу попытать счастья в одном заведении, которое я знаю в Барбизоне.

— У Джоя?

«Есть ли хоть что-то, чего она не знает? — спросил себя Говард. — Удивительно, что патрон не сделал ее своей личной секретаршей. Симона одна могла бы дать ему больше информации, чем несколько его компьютеров». Однако эта машина была человеком, и — Говард признал это — очень соблазнительным.

— Да, Джой. Я позвонил ему, и он меня ждет. Однако то, что я узнал о Шварце, не ускорит расследование Француза. Я еще не нашел никакой информации обо всех остальных.

— Возможно, речь идет о людях с безупречными нравами. Ты знаешь, такие существуют.

— Я хожу в подобные места не для того, чтобы упрекнуть, их в чем-либо, но для того, чтобы собрать информацию. Ты действительно никогда не ходила в заведение Джоя?

— Я не хожу в подозрительные заведения.

— Это же роскошно подозрительное заведение. Туда стоит поехать хотя бы для того, чтобы полюбоваться его убранством. А кухня там одна из лучших во Франции! Хочешь пойти со мной? Я заеду за тобой через час.

— В своем «Роллсе»?

— Нет, я своих пятнадцатимильных сапогах-скороходах.

— Насколько я знаю, сказочные сапоги были семимильными.

— Ты забываешь о прогрессе. Мои сапоги пробегают пятнадцать лье в час.

* * *

Говард с любопытством рассматривал себя в зеркало. Скоро уже два года, как он не надевал смокинга. Он придавал ему вид бывшего, ныне процветающего пирата, и шел ему гораздо больше, чем его англо-бюрократический твидовый пиджак.

Он поднял телефонную трубку.

— Говорит господин Ракози, комната 324. Можно через пять минут подогнать ко входу мою машину?

Говард за время своей карьеры нажил много врагов, и у него давно уже вошло в привычку сохранять инкогнито, куда бы он ни направлялся.

Его отец, болгарин, приехавший в США в начале первой мировой войны, сменил имя, как это, впрочем, делали многие иммигранты, становясь американскими гражданами. Его фамилия Ракози превратилась в Рея, более короткую, более «американскую». Говард, любивший забавные ситуации, часто использовал, как вымышленную, свою подлинную фамилию.

Машина уже ждала его в боковой аллее, и посыльный из гостиницы нетерпеливо притопывал ногой.

Это был отель «Ритц», и машина Рея как бы дерзко поддразнивала столь значительное место. Сапог-скороход из волшебной сказки становился здесь гротескным сабо неотесанного провинциала.