Висенна

-- Да, понимаешь, я в твою историю поверил, -- торговец маслом и конфетами чуть приподнял брови: дескать, вот от кого не ждал.

-- Из-за Иркиных золотых колец? Или после того, как я матери приснился?

-- Дурак ты, Игнат, -- заулыбался Петр во все тридцать два зуба, -- У меня щит на вешалке висел, когда ты еще под стол пешком ходил. Мне, пожалуй, легче всех поверить было. Да и Катя рассказала кое-что.

-- Катя, хм... Что ж ты на Ирке не женился?

Кащей задумчиво охлопал круглое брюшко.

-- А я же теперь предпринимаст. Буржуй, спекулянт долбаный. Если осенью не уберут, так весной посадят. Ну и вот, сомневаюсь я, будет ли Ирка мне передачи носить, если она твоего подвига не оценила.

Петр задумчиво вдохнул и добавил:

-- Я бы побоялся там жить по-твоему.

-- О! - воскликнул Игнат, - Интересно! Ну-ка, ну-ка, как бы ты жил?

Собеседник посмотрел на руки. Поднял взгляд на Спарка:

-- Для начала нашел бы самого крутого. Или главного. Или как он там у вас называется. Втерся бы к нему в доверие. Никаких боев, никакого оружия вообще. Баловство это. Уж потрясать вселенную я меньше всего хотел бы. Хотя - это ведь я сейчас так думаю. Ты меня не слушай. То есть, не бери в голову.

Спарк подумал, что Кащей стал гораздо спокойней на вид. И о тоске по прежним временам уже не вспоминает. Впрочем, если Катя предложение приняла - ему теперь без прошлого дел хватит.

-- Ладно, - сказал тогда Игнат, -- А что так с Иркой-то? Она, может, потому и не осталась со мной, что к тебе хотела вернуться.

Петр рассмеялся:

-- С таким папой и с такими ногами - не пропадет Ирка! Ты хоть понял теперь, что значит десять лет разницы?

Гость отмахнулся:

-- Да ни черта! Я же не изменился за эти десять лет! То есть, делать стал больше из того, о чем мечтал; ну, а мечтаю все о том же.

-- И о чем?

Наместник вздохнул:

-- Потом расскажу.

***

-- ...Про горничных. Сейчас лучше расскажу про охрану.

Старший брат Ветер качает головой - без особого удивления или осуждения. Для порядка. Не каждый день предлагают княжну украсть. Выслушивает Майсов отчет, вздыхает:

-- Да все ты правильно разглядел, нечего прибедняться.

-- Тогда и вывод правильный. Уж если Ветра внутрь не пускают, нам нипочем не войти. Не говоря уж - выйти. Не говоря уж - с таким-то грузом!

-- Ага, -- на удивление безмятежно соглашается Спарк. - Не войти и не выйти. Ешьте.

И оглядывает стол.

Стол накрыт щедро. Трактир "Под стеной" хоть и не первейший в ТопТауне, но с "Серебрянным брюхом" поспорит на равных. Главное достоинство трактира в размещении: достаточно далеко от дворца, чтобы его не прослушивали личные лазутчики Князя; и достаточно далеко от въездных застав, которые всегда под особым присмотром городской стражи.

За столом собраны люди, на первый взгляд совсем чужие друг другу. Три гонца Великого Князя - один покрыт вороненой чешуей с головы до ног; другой в драгоценной кольчуге с полностью заваренными кольцами; третий в обычной теплой стеганке, но зато с усищами чуть не до пола; на всех троих черно-золотые накидки-"шмели", цветов дворцовой почты. Напротив поднимают кубки кряжистые лесовики, за спинами которых прислонены к стене широколезвийные охотничьи копья. Охотники одеты без изысков, в бурое и зеленое; а вот копья украшены щедро: по втулкам серебрянная насечка, под рукоятями обмотка золоченой проволокой; на небоевых концах - нефритовые нержавеющие наконечники, "подтоки". Чтобы любимое оружие не набирало влагу торцом, когда упираешь в землю... Глядя в твердокаменные лица обоих полесовщиков, легко представить их за работой. Вот над берлогой фонтан снега; медведь черной молнией подскакивает вплотную, сейчас ударит! Шен подбрасывает над ним обычную потрепанную шапку. Зверь послушно вытягивается на задних лапах - ловить. И Фламин, присев до колена в глубокий снег, с разворота забивает рогатину медведю под горло, приговаривая: "В пузо щенки колют, никакой шкуры с такого не продашь!" Шен тем временем изготовил второе копье...

Вот откуда роскошные меха, что полесовщики небрежно швырнули на соседнюю лавку. Только в столице и продавать! Ну, а пока за оценщиком сбегают, что не выпить? И вон лесоруба можно позвать, тоже спину на месяце греет, тоже с леса кормится, значит - свой. Лесоруб дороден, хохочет как в бочку; неподъемный топор на длиннющей ручке вертит шутя, открытой ладонью, перехватывая рукоять корнеподобными пальцами. На состязаниях под Солнцеворот такие мастера двумя ударами делают зарубку на высоте роста; обухом вгоняют в нее толстую ветку, запрыгивают и рубят следующую ступеньку - уже с ветки. Сделав так три подъема, четырьмя ударами валят собственно ствол. Кто успевает раньше других, тот получает серебрянную подвеску-топорик... ага, вот такую точно, каких у лесного гостя шесть на узком пояске. Лесоруб не дурак выпить и посмеяться; вдобавок усами не уступит даже третьему из гонцов.