Вишенки

– Тут ко мне на днях забегал товарищ один из соседнего уезда, – поведал отец Василий под большим секретом. Но ни имени, ни фамилии не назвал, сказал лишь, что из людей предприимчивых, не бедных. – Вы уж меня поймите, не хочу вас втягивать в это дело, только сей господин мобилизует людишек на восстание против нынешних властей, вот как. Спрашивал моего согласия, мол, не готов ли я, Старостин Василий сын Петра, принять участие посильное в сим мероприятии? – сказал, и пытливым глазом окинул застолье, ждал реакции товарищей.

Но за столом царила полная тишина, лишь слышно было, как матушка Евфросиния увещевала провинившегося сына в передней комнате. Батюшка выдержал паузу, продолжил.

– Поведаю вам, братцы, то, что и сказал непрошеному гостю. Всю свою сознательную жизнь, не сочтите за бахвальство, друзья мои, я посвятил служению Богу и Родине. И никогда не разделял одно от другого, а себя не мыслил и не мыслю отдельно от веры своей православной и от Руси-матушки. Это – едино! Какой бы ни был мой народ, что бы он ни делал, я с ним, буду до конца жизни нести в него веру в Христа, не разделяя моих прихожан на плохих и хороших. Я знаю, что среди православных существует поговорка, не будем говорить, отвечает ли она истине, но она есть. Так вот, она гласит, что каков поп – таков и приход. Я бы перефразировал её по-другому: «Каков приход, таков и поп», ну, что скажете?

Гости выслушали хозяина, собирались с мыслями.

А что было говорить Щербичу Макару Егоровичу, родившемуся и выросшему в соседней деревеньке Борки, волею случая да ценой собственного трудолюбия выбившемуся в люди, ставшему состоятельным гражданином? Его образ жизни, его воспитание в семье, потом учёба в гимназии в городе благодаря неимоверным стараниям его родителя Егора Егоровича, простого садовника при пане Буглаке, всё говорило о почитании власти. Раз Бог дал царя Николашку править Русью – хорошо; теперь такую власть, рабоче-крестьянскую – так тому и быть. Он не политик и во власть не рвётся. Ему бы спокойно работать, претворять в жизнь свои планы, растить детей, нянчить, пестовать внуков, большего и не надо. И за своё богатство, за деньги он не держится. Он хорошо помнит ту жизнь, когда жили с отцом и матерью, довольствовались малым, и ничего, жили. Не роптали, не скулили, а трудились, не покладая рук. С жиру не бесились, но и с голоду не пухли. Жили как все, как жило большинство трудового люда.

– Нет, братцы, я в такие игры не играю, – заговорил, наконец, Макар Егорович. – Батюшка мой, царствие ему небесное, так воспитал меня, что я – самый мирный человек. Ни к чему мне это мальчишество, махание шашкой. Нет, увольте. Я понял, отец Василий, как ответил ты вербовщику, и моё слово твёрдое – нет!

– Какие ж вы хорошие! Прямо хоть к ране приложи, – возмутился Логинов. – Иметь всё, а тут отдать без боя. Я не узнаю вас, друзья мои, не узнаю.

– И что ж ты предлагаешь, Николай Павлович? – оживился батюшка.

– Если эта голытьба сообразила сообща отнять власть, так почему мы не способны объединиться да защитить её, ту нашу власть? Иль кишка тонка?

Спор разгорался с новой силой. Дело доходило до рукопашной, когда Макар Егорович хватал за грудь бывшего старосту деревни Вишенки. И тогда между ними становился священник отец Василий.

– На личности не переходить! – гремел голос батюшки. – Берите с меня пример, заблудшие друзья мои, и все у вас наладится.

С самим хозяином мериться силой гости как-то остерегались, не пробовали, зная его силищу и крутой не в меру нрав.

– Нет, ты мне скажи, Макарушка, – в очередной раз допытывался Николай Павлович. – Тебя устраивает нынешнее положение дел? Твоё теперешнее место в обществе?

– Да! – твёрдо стоял на своем Щербич, и тут же с не меньшей уверенностью утверждал обратное: – Нет!

– Тогда какого рожна ты остаёшься в стороне, скажи мне, Исусик?

– Война, кровь – это не по мне, – не сдавался соперник. – Что может быть страшнее крови односельчан на руках, руках православного человека?

– Истину глаголешь, сын мой! – вскакивал с места батюшка.

– А прихода, возвращения царя на трон не желаешь? – не сдавался бывший староста деревни Вишенки.

– Желаю.

– Так помоги этому, чёрт тебя побери! Ты же можешь! Это в твоих силах!

– Нет, не буду. Я – мирный человек.

– Ах, ты хочешь остаться в стороне? С чистыми ручками? Загребать жар чужими руками желаешь? На чужом горбу в рай въехать намериваешься?

– Последний раз тебе говорю, что я против новой власти. Но против её не пойду! – отвечал честно, но загадочно.

– Чистюля! Хлюпик! Слюнтяй! – выходил из себя Логинов. – Червяк земляной! Убожество трусливое!

– А вот за это можешь и по зубам схлопотать, – подскакивал с места Щербич, пытаясь достать до челюсти соперника.

Но тут вовремя с завидной сноровкой для его большого тела вклинивался отец Василий, и опять за столом воцаривалось временное перемирие.

– По маленькой? – пытливо обводил взглядом гостей хозяин, а руки снова и снова наполняли водочкой рюмки. – За мир, за смирение, за уважение к противнику, иль мы не старые друзья-приятели? За благородство!