Вишневский Владимир

Столь же закономерно бурная публично-светская жизнь поэта, его звездные будни не могли не вылиться в чрезвычайно пафосный раздел «По персоналиям». О, это нечто особенное…

Сей фотовернисаж изобилует лицами куда более узнаваемыми, нежели авторское, рябит в глазах и от «фэйсов» героев Тусовки. Помня свое же «Ты представляешь, в чем нас обвинят?..» и действуя на упреждение, Вишневский вводит термин прислонялово. Попытки подстраховаться самоиронией подписей очевидны, но все же малоэффективны. Прислонялово идет по полной программе. Гафт и я. Я и Жванецкий. Мы с Глузским. А вот — с Кимом. Я и девочка. Я и белочка. А это вот я, просто Я… Видите, каким я парнем стал, как за лето мышцы накачал.

Похоже, нет в окр. действительности такой зеркальной возможности, которой главный герой книги не использовал бы по назначению. Весь мир для поэта — сплошное Зеркало.

Книга Отражений Вишневского есть чудовищная смесь несоединимого, но тем не менее соединяемого по авторскому велению, по детскому его хотению быть на виду и на слуху, быть в кадре, впрочем, об этом, повторяю, ниже (хотя и некуда). Что до смеси, то в парфеновской эстетике старых песен о главном стоит повенчать такие культовые составляющие, как Мазь, ассоциирующую с поэтом, и коктейль Молотова, — в итоге получим КОКТЕЙЛЬ ВИШНЕВСКОГО — он взрывчат. Но это оптимистическая трагикомедия: жертв вроде бы нет, зато все в конфетти…

Здесь все и всем — и городу, и мЭру… И мысли о Родине. и ерничества в меру, и немного солнца в холодной воде, и о Боге обязательно… И криминал, куда ж без него, и любовь, большая и малая да удалая… Лирика самая что ни на есть новомужская: «Я возлягу — и ты возликуешь…» Вот так — не возле, не вокруг да около. Любовь не в бровь, а в том числе и в глаз.

Возможно, где-нибудь в «Собеседнике» или в уважаемом мной «Вечернем клубе» всеохватный публицист-вундеркинд Дмитрий Овнов (чью пассионарность и не-истововиссарионность отмечал сам Борис Кузьминский в «Независимой газете»), форсируя голос в режиме «Доколе?!», воскликнет: «Частотность спряжения Вишневским глагола «трахнуть» запредельна!» У нас же задача совсем иная: сказать о Вишневском как о фигуре знаковой.

Ибо феномен Вишневского все же имеет место: народ знает не только его стихи, но и его лицо. Вольно или невольно. но он уже доказал, что поэт должен правдоподобно выглядеть (и почему-то с каждым годом все лучше).

А когда-то Владимир Вишневский писал вполне добротные лирические стихи, изредка публиковавшиеся в журнале, одноименном с его затянувшейся литературной юностью. Но лирика, понятно, не принесла бы ему ни видимости, ни слышимости.

И это он же, тогда же, все еще работая «молодым поэтом», с простодушием, видимо, не достойным лучшего применения, воскликнул, делясь сокровенным:

Как хочется жизни при жизни!..
Простой человеческой радости.
При нынешней дороговизне
Дешевой ищу популярности.

(Характерно, что в этих строках В. В. предсказал не только грядущие повышения цен. Впрочем, как показывает «жизнь при жизни» в такой стране, как наша Расея, совсем уж дешевой популярности не бывает.)

И, наконец, это он же, тот самый Вишневский — послушаем, как он сегодня откровенничает со сцены: «Когда-то я писал длинные стихи о неразделенной любви, сегодня пишу короткие о разделенной. Которую в шутку называют сексом (а это ведь идеальная модель взаимности)…» (Аплодисменты).

Или, вот еще, о себе, лоббируемом:

Пока не долетел предмет из зала,
пока читатель с помповым ружьем,
а то и не амурным арбалетом,
меня, поэта, слова не лишил,
успев сказать — сказался я поэтом!
В одной строке — к примеру, о любви:
«Любимая, час дружбы нашей пробил!..»

Утвердив в словесности нашей Одностишие как жанр, инфицировав этой бациллой огромные слои населения и породив тьмы и тьмы последователей и подражателей — с их конкурсами от Таганрога до Израиля, — соблазненных кажущейся легкостью моностиха, дав людям некий новояз, — Вишневский являет собой тенденцию. Как фигура он оказался востребован эпохой клипового сознания, сформированного прежде всего Телевидением.

На вторую строку ни у кого уже нет ни времени, ни сил. Успеть в одной!

Вишневский успевает. И даже «пре». И вообще, наш пострел.

Прошло всего каких-то десять лет.
И вряд ли скажешь, что меня тут нет.
Стало видно всем, как я стою.
И видно стало всем, как я пою.

Видно, еще как видно. Раскадровка его жития — достояние почти всех телеканалов и. соответственно, миллионов глаз.

Вишневский на сцене «Фалден Голласа», при вручении ему звания «Светского Льва» в номинации «Писатель. Мужчина».