Visions of Inequality: From the French Revolution to the End of the Cold War

Благодаря Смиту, а особенно Рикардо и Марксу, классовые различия стали полностью основаны на владении различными видами "активов": землей, капиталом и рабочей силой. Больше не существовало формальных юридических различий между классами и индивидами, но в экономической сфере активы, которыми владел человек, имели большое значение. Неравенство рассматривалось через призму того, что сегодня называется функциональным неравенством, то есть неравенства в доходах, получаемых от различных факторов производства. Именно поэтому обсуждение неравенства в трудах Смита, Рикардо и Маркса сводится к разным долям земельной ренты, прибыли от капитала и заработной платы за труд. Молчаливо предполагается, что люди получают весь или большую часть своего дохода только от одного фактора производства и что классы "ранжированы". Это означает, что практически все рабочие считаются беднее всех капиталистов, а все капиталисты - беднее всех домовладельцев. Это, конечно, очень упрощенное описание более абстрактной или теоретической работы наших авторов. Когда они, и это особенно касается Маркса, изучают конкретные исторические случаи неравенства доходов, классификация становится гораздо более детальной и нюансированной (как, собственно, и будет показано в главе 4).

С Парето мы попадаем в другой мир: классы исчезают, и на смену им приходят индивидуумы, или элита по сравнению с остальными. Почему так произошло? Хотя с чисто эмпирической или измерительной точки зрения неравенство в обществах, с которыми был знаком Парето (Италия и Франция на рубеже XX века), было близко к уровню неравенства в Великобритании на пике промышленного капитализма, классовые различия в Италии и Франции были, вероятно, менее заметны, а социальная мобильность - выше. В Италии и Франции также было меньше неравенства в богатстве. Еще одну причину забвения классового анализа можно найти в социологической теории Парето: он считал, что наиболее важное различие в обществе - между элитой и остальным населением. В капиталистическом обществе элита действительно может состоять из владельцев капитала. Но это всего лишь конкретная иллюстрация общего принципа элиты. В социалистическом обществе элита состоит из государственных бюрократов. Иными словами, основа, на которой строится элита, может меняться, но раскол между элитой и населением остается. Просто в разных обществах элита принимает разные социологические формы.

Саймон Кузнец работал и жил в Соединенных Штатах 1950-1960-х годов, в совершенно иной обстановке, чем другие рассматриваемые здесь авторы. К тому времени неравенство в стране значительно сократилось по сравнению с пиком начала XX века, Соединенные Штаты были самой богатой страной мира, и классовое расслоение в стране считалось (отчасти потому, что классовые различия были объективно ниже, чем в других странах, а отчасти благодаря мифу о Горацио Алджере) в значительной степени несущественным. Считалось, что изменения в распределении доходов вызваны сдвигами в относительных доходах городских и сельских районов и сельскохозяйственной и производственной деятельности. Это был новый взгляд на неравенство, очень тесно связанный с популярной в то же время теорией модернизации.

В период после Кузнеца - в эпоху снижения значимости исследований распределения доходов как в социалистических, так и в капиталистических странах - не было никакого организующего принципа, будь то классовый, групповой или элитарный, который стимулировал бы новые работы. На это были "объективные" причины : неравенство доходов снижалось как в социалистических экономиках, переживших революции и экспроприацию частного капитала, так и в капиталистических, создавших государство всеобщего благосостояния. Затмение исследований неравенства, однако, было в значительной степени обусловлено политическими причинами. Но он также произошел из-за очень изменившейся обстановки 1970-1990-х годов, в которой жили и работали экономисты, о которых пойдет речь в главе 7.

Наконец, недавнее возрождение исследований неравенства, о котором я рассказываю в послесловии, связано с обнаружением и документированием тенденции, которая во времена неолиберального подъема развивалась исподволь: были достигнуты очень высокие уровни неравенства, которые эффективно скрывались в условиях легкого заимствования средним и ниже среднего классами. Когда легкое заимствование закончилось, долги пришлось возвращать, и обнаружились глубинные причины низкого роста доходов среднего класса и высокого неравенства. Это помогло исследованиям распределения доходов вновь обрести популярность.