Високосный, 2008 год

Мужчина справа, большая голова которого на маленьких, покатых плечах придавала ему облик старого мальчика, среагировал сразу.

А не докрашенная под блондинку, маленькая головка в туфлях вообще не пошевелилась.

Из-за этого, шустрый на движения Платон слегка коснулся одной её женской туфли.

Когда же он уже разворачивался на своё прежнее место, то краем глаза увидел, а больше услышал, как туфля громко топнула каблуком, пытаясь размозжить ступню Платона в том месте, где она мгновение назад стояла.

Это заметила и Ксения, сразу предупредив мужа, что снимать сумку будет уже она.

Да! Много что-то у нас развелось бодучих, нет, пожалуй, падучих коз?! – решил Платон.

Большая голова, вон, сразу сообразила! А маленькой что-то было невдомёк. Да и топнула туфлей она слишком уж зло и с опозданием. А, главное, хватило совести ещё и поныть по поводу моего не извинения за то, что я даже не почувствовал. Тем более, я же её громко попросил пропустить меня! – продолжал рассуждать виновник.

Вечером в больнице Платону ещё явственнее раскрылся его подельник по увольнению и палате Дмитрий Константинович Булдаков. И в том, что Дмитрий действительно козёл, Платон убедился позднее. Ему единственному из всех больных, наверно, его селяне звонили после отбоя, ближе к полуночи.

И тот своим баском в коридоре, уже много позже отбоя, будил пациентов из других палат, вызывая к себе даже ненависть некоторых из них, доходящую чуть ли не до скандала и проклятий в адрес его тщедушного, длинного, но бестолкового тела и плебейской души.

Но, в то же время, в высказываниях Дмитрия стали проявляться элементы народного юмора, порой даже весьма тонкого.

Поздно вечером Платон услышал новые ритмичные звуки, напоминавшие капание воды.

– «Что это за звуки?» – запеленговав звук, спросил он Дмитрия.

– «Часы тикают!» – из угла успел первым откликнуться Николай.

– «А время идёт!» – добавил иронии Дмитрий, вызвав и первый смешок обычно не улыбчивого Владимира Николаевича.

Только все угомонились, как Платон уснул.

В палате было жарковато из-за закрытой от комаров фрамуги. Поэтому на ночь открыли дверь. И Платону с его места был виден коридор. Вдруг что-то его снова разбудило.

Уже за полночь, как иной пришелец, отец Митрофан прошаркал в свою обитель, по пути кашляя и сморкаясь.

– «Опять кашляет, чертяка!» – через открытую дверь палаты вполголоса напутствовал его Платон.

Вскоре он опять задремал. Но в эту ночь ему спалось плохо.

– «Доброе утро!» – по, заведённому предшествующими жителями палаты, правилу начал понедельник Платон.

Но в ответ тишина.

– «Или оно не доброе?!» – уже себе под нос, якобы, спросил у невежд Платон.

Но те теперь действительно не расслышали.

Послепробудный моцион продолжился пустотрёпом.

Тон задавал Сергей Алексеевич. Он, в частности, неожиданно поведал, что несколько лет назад собирал со свалки в Гольяново, находящиеся в весьма потребном виде кондиционные продукты и фрукты.

Но он не только болтал, но и направо и налево раздавал советы. Сергей давал советы всем и обо всём. И это, безусловно, характеризовало его, как человека много знающего, но невежественного, малообразованного.

Вышедший в коридор от его вредных советов, Платон услышал обрывок фразы Николая, теперь поучавшего Сергея:

– «Ты даёшь советы по лекарствам человеку, почти годящемуся тебе в отцы – ведущему специалисту НИИ БИОМЕДХИМИИ РАМН!?».

А бывший разнорабочий и грузчик, водитель автобуса, а ныне служебной машины Министерства обороны, Сергей, видимо из-за такой работы испытывавший дефицит общения, болтал без умолку.

Вскоре, его поначалу безотказный партнёр по словоблудию, Владимир Николаевич не выдержал негласного поединка и замолчал.

Но свято место занял Дмитрий со своими провинциальными полу деревенскими, полу городскими сентенциями.

Платону показалось, что у Дмитрия полностью отсутствовало представление об этикете, а может и о культуре общения вообще.

В утренний словесный понос успел внести свой, но конструктивный вклад и Николай Николаевич Песня, сообщив свой факт по поводу лицемерия и двуличия церковников.

Когда он занимался установкой какой-то специальной аппаратуры в Храме Христа Спасителя, то там он часто видел крупного, пузатого священника, лет сорока, отца Дионисия. Николаю приходилось не раз слышать сакраментальное: Отец Дионисий опять напился?! А один раз услышать даже более приземлённый ответ: Да! Но на этот раз он ещё и стекло разбил!

Постепенно вновь набранные больные начали веселеть и уже изредка серьёзней посмеиваться.

– «Действительно, забавно!» – согласился с Платоном Николай.

– «До обеда одни процедуры…» – продолжил он.

– «А после обеда – безделье!» – добавил Платон.