Високосный, 2008 год

Мотылёк летит, порхает,
К свету божьему стремится.
Но, бедняжечка, не знает,
Светом можно опалиться.

Свет его, конечно, манит.

Ведь надежду навивает.
А потом он больно ранит,
Или даже убивает,

Если к лампочке прилипнет.

Иль, летя к свече на пламя,
Думая к теплу он липнет,
Вдруг сгорит, от страсти тая.

Физики совсем не зная,

Он летит ведь на погибель.
Огнём крылья опаляя,
Вызывая свою гибель.

Зов природы не обманешь.

Мотыльку ведь не подскажешь.
И другой путь не укажешь.
Это делать лишь устанешь.

Он взлететь хотел бы к Солнцу,

Но земля ведь не пускает.
Вот и мечется по донцу:
Где, какой свет обласкает?!

Попытки мотылька не униженья!

Я в поисках не смог прийти к ответу.
Однако всяк достоин уваженья,
Кто жизнью заплатил за тягу к свету!

Однако единственное, что его родителям было непонятно, так это, когда их сын занимается, делает уроки.

На их удивление Кеша спокойно ответил:

– «А я на парах занимаюсь!».

– «А как же можно всё это сразу запомнить?!» — удивилась мать.

– «Значит мне это от Бога дано!» – парировал Иннокентий.

– «Так твои товарищи, наверно, чертыхаясь, по институту бегают с тюками учебников и тетрадей, а ты ходишь вон с одной тонкой тетрадочкой?! Да и то почти ничего в неё не записываешь! И ещё ехидно улыбаешься?!» – теперь уже влез непонятливый отец.

– «А я никого там не видел! Ни с тюками, ни с матюгами!» – сострил студент.

– «Он ещё и смеётся над нами!» – возмутилась Ксения.

– «Ты бы лучше делал, как все!» – опрометчиво посоветовала Платон.

– «Пап! Нет большего рабства, чем равенство, читай – уравниловка!» – невозмутимо просветил его молодой философ.

И действительно, не обращая внимания на других студентов, Кеша пока сдавал все зачёты и экзамены с первого раза и без троек.

На данный момент его система учёбы работала без перебоев, к тому же экзамены и зачёты принимались сразу после прочтения курса, или всего предмета. И это уже не беспокоило отца.

Его беспокоило другое.

Его дети, особенно двое младших сыновей, невольно попали под влияние окружающей их псевдо культуры, особенно в части общения между молодыми людьми и их разговорного жанра.

В речи сыновей Платон с ужасом услышал так презираемые им жаргонные словечки, искажающие, и просто убивающие русский язык.

Отец, конечно, делал им замечания, ссылаясь на великолепное владение не только письменным, но и устным русским языком их дедушки Петра и бабушки Алевтины. Да и себя Платон иногда тоже ставил в пример сыновьям, под их хитроватые и молчаливые ухмылки.

Да, Платон прекрасно понимал, что ему тоже далековато будет до своих родителей, особенно в части злоупотребление матерными выражениями.

И в назидание, не сколько отбившимся было от семейной культуры отпрыскам, сколько больше самому себе, он сочинил поучительное для всех стихотворение, назвав его «Пип».

В эфире хамов выраженья
Всё ж заменили на звук «пип».
И я, в порядке продолженья,
В своём письме ввожу сей клип.

По-матери я буду пипать,

А матом вслух не говорить.
Никто не будет больше тыкать,
И станет легче мне творить.

Я «пип» ввожу без сожаленья

В борьбе за ясность языка,
За чистоту стихотворенья,
Что ты получишь от меня.

И, если кто меня достанет,

К такой-то матери пошлёт,
В ответ он от меня увянет:
«Пошёл ты на пип!» обретёт!

По телевизору Платон увидел передачу Владимира Познера, по тематике подходящей к их, почти уже решённой, семейной проблеме.

Лучше Познер, чем никогда! – радостно подумал пересмешник.