Високосный год: Повести

Он еще раз посмотрел в окно. Ветер все так же тормошил старую березу, и она тянулась тонкими ветками к пряслу изгороди…

Он опять прошелся по пустым комнатам, выпил воды и лег на кровать. Спалось ему в ту ночь плохо, несколько раз он просыпался от безотчетной тревоги.

Утром Степан Артемьевич собрал своих работников на экстренную планерку, чтобы решить, как быть с сенокосом. Тракторные косилки настригли уйму травы, она лежала в рядках. Но погода не позволяла пускать в ход подборщики-стогователи, трава подвяливалась, сохла медленно. И, хоть и редко, перепадали мелкие дожди. Этак можно загубить хорошие корма. Решили на время прервать сенокос и заняться силосованием. Управляющие отделениями и специалисты разошлись по участкам. Степан Артемьевич хотел было ехать в луга к механизаторам, но тут ему принесли телеграмму: «Мама скончалась. Приезжай. Потребуются деньги на расходы».

Заместитель директора Скорняков еще весной уехал учиться на девятимесячные курсы, и Степан Артемьевич во время отлучек обычно оставлял за себя главного зоотехника Яшину. Он послал за ней. Когда Яшина пришла, сообщил, в чем дело, и побежал в сберкассу снять со счета денег. Потом, положив в портфель кое-что в дорогу, расстроенный и немного растерянный помчался на машине на пристань к очередному рейсу «Ракеты». Часа через полтора он уже был в областном центре.

Глава четвертая

1

У Трофима Спицына все в жизни было взвешено и рассчитано, и всегда он добивался намеченной цели, ничего не делая зря. Сейчас он хотел накопить денег и приобрести «Жигули». Казалось бы, для чего ему автомобиль? Ездить вроде бы и некуда. Но Трофим слышал, что рано или поздно в Борок проложат дорогу от шоссе на Архангельск, и тогда можно будет возить на городской рынок продукты своего хозяйства — свинину, картошку, овощи и делать деньги. Катер «Прогресс» он собирался заменить новым, с более сильным мотором, чтобы заготовлять сено на дальних островах, собирать, где плохо лежит, лес-плавник, потихоньку продавать его тем, кто менее находчив, а более совестлив, кому надо строиться или ремонтировать дом и запасать на зиму дрова.

Сегодня он поднялся, как всегда, в шесть утра. Припечатывая крепкими пятками холодный крашеный пол и почесывая выпуклую волосатую грудь, лохматый, длиннорукий, словно лесовик, он подошел к окну, откинул занавеску и выглянул на улицу. Там было пасмурно, облачно. Зевнув, Трофим пошел во двор умываться, где у него, на столбе был прилажен бачок с водой и шлангом. Скинув нательную рубаху, вымылся до пояса, вытерся полотенцем и пошел завтракать.

После завтрака он помогал Марфе кормить свиней, пустил пастись на веревке козу, привязав ее к колышку. Затем пошел в сарай и принялся стругать рубанком косяк для кухонного окна, затеяв небольшой ремонт.

Так каждый день до восьми утра, до выхода на совхозную работу, он успевал немало сделать по дому.

Марфа была ему бесценной помощницей. Крепкая, широкая в кости, с большими жилистыми руками и некрасивым грубым лицом, она словно была создана для повседневных домашних дел. Содержала избу и всю усадьбу в полном порядке, целыми днями копалась на огороде, и каждое распоряжение Трофима понимала с полуслова.

Раньше Марфа жила со старухой матерью в своей избе. Когда мать умерла и она осталась одна, Трофим посоветовал ей продать избу, деньги положить к сберкассу и жить у него. «Скучно тебе одной. Живи у меня. Вдвоем веселее», — сказал он, и Марфа согласилась. С тех пор они и живут вместе. Трофим — хозяин, она у него вроде работницы. Но он не обижал ее, не попрекал куском хлеба, был обходителен, а порой даже и побаивался своей домоправительницы: очень уж хмур и недобр у нее взгляд, а кулаки покрепче, чем у иного мужика. Марфа не любила пьяных, и, если Трофим иной раз напивался, бесцеремонно заталкивала его в угол за печью на тюфяк, брошенный прямо на пол, и приказывала: «Спи!» В горницу его в таком виде на кровать не пускала. Сама спала зимой и летом на кухне, на русской печи.

Строгая была женщина, старообрядческого склада.

Соседи, думая, что Трофим взял Марфу себе в сожительницы, злословили: «Нашел красавицу писаную! По деревне идет — собаки лают, в окошко выглянет — лошади шарахаются!» А когда он стал похаживать к Прихожаевой, говорили: «Марфа у него для буден, а Сонька — для праздников». Но как-то прознав, что никакой близости у Трофима с Марфой быть не могло, оставили его в покое.

По утрам и вечерам Трофим возился у моторки, чинил и подновлял избу, начал пристраивать к ней вместо крыльца застекленную веранду. Он собирался устроить на огороде нечто вроде теплицы для огурцов и помидоров.

Обычно он брал двух поросят. Один теперь уже набрал вес и в конце лета будет забит. Второго, четырехмесячного, кабана он намеревался держать до поздней осени. Туговато было с кормом, но оборотистый Трофим доставал у знакомого кладовщика орса заречной сплавной конторы отруби, использовал картошку со своего огорода и остатки от стола.