Високосный год: Повести

— Нынче у нас ни скотины в хозяйстве, ни обряжанья. Никаких забот. Живем как городские барыни… Ты хоть в своей избе, а мы с Николаем и вовсе на городской манер в двухкомнатной квартирешке. Подумываем, не перейти ли в свою старую избу на Горке да не завести ли корову? Все было бы дело… Знаешь, Соня. У тебя ведь отец, кажется, был сапожником? — спросила Гашева.

— Сапожником.

— Не найдется ли в твоем хозяйстве этакого приспособления для ремонта обуви — называется сапожная «лапа»?

— «Лапа»? Что это, не помню…

— Ну, такая железная закорюка на палке. Ее засовывают в сапог, чтобы удобнее было гвозди забивать в подметку.

— А, поняла. Сейчас поищу в чулане, — сказала Софья. — Пойдем вместе, поищем.

Они долго рылись среди хлама в полутемном чулане. Наконец нашли то, что было нужно, и вернулись в избу.

— Посиди, я чаем тебя напою, — предложила Софья.

— Чаем? Пожалуй.

За чаем Глафира спросила:

— У тебя какое образование? Учиться дальше не думаешь?

— Кончила восьмилетку, — ответила Софья. — А в техникум не поехала — мама шибко болела. Батя умер, ее одну я оставить не могла. Потому и ограничилась восемью классами.

— Маловато по нынешним временам.

— Для доярки хватит, — небрежно сказала Софья.

— Ну это как сказать, — Гашева подвинула хозяйке пустую чашку: — Налей еще. Вкусный у тебя чай.

Гашева пила чай вприкуску, аппетитно, старательно дуя на горячий ароматный напиток. Широкоскулое, доброе лицо ее раскраснелось, над верхней губой выступили бисеринки пота. Гашева достала платочек, утерла лицо и посмотрела на Софью совсем уж подобревшим взглядом.

— Так вот, об образовании, — продолжала она. — Доярка — это название нашей профессии по старинке, в деревенском обиходе. По науке эта специальность теперь называется оператор машинного доения. Оператор! — Гашева многозначительно подняла руку с вытянутым пальцем. — Поняла?

— Слыхала — оператор.

— Фермы у нас пока обычные. Но Лисицын говорил, что в скором времени на них будет полная механизация и потребуются работники высокого разряда с дипломами. А у тебя только восьмилетка.

— Но кое-какой опыт ведь есть, — сказала Софья.

— Опыт — хорошо. А знания?

— Мне учиться теперь поздно.

— А сколько тебе лет?

— Двадцать восемь.

— Что за возраст! — Гашева рассмеялась, всплеснув руками. — Мне бы двадцать восемь — далеко бы пошла! Валяй-ка в техникум на заочное. Выучишься — меня заменишь. Мне уж скоро на пенсию.

— Скажете тоже, — смутилась Софья. О бригадирстве она и не помышляла.

— Я говорю дело, — прищурив серые, с раскосинкой глаза, Гашева посмотрела на Софью пытливо.

Та задумалась, неуверенно покачала головой:

— Не гожусь я в бригадиры. Авторитет не тот.

— Авторитет — дело наживное. А доярка ты хорошая, руки проворные, смекалка есть. И животных любишь. Я примечала: ласкаешь своих буренок. Еще тебе не мешало бы немножко поумнеть да полюбить людей.

Это было сказано мягко, как бы вскользь, вовсе не нравоучительно, но Софья обиделась:

— А я не люблю, что ли?

— Ты не обижайся, Соня. Примечаю я: дичишься ты, сторонишься людей. Только иногда за рюмочкой, за столом раскроешься, а так все одна и все молчишь. Эх, Соня, когда у человека на душе что-то неладно, так он в себе замыкается, — тут в голосе Гашевой появились и нравоучительные нотки. — Ты ведь еще молода, пригожа, здорова. Что тебе грустить? Живи только правильно.

— Я, что ли, неправильно живу?

— Я этого не сказала. Всяк сам себе судья. Однако нашей сестре надо помнить о женской гордости да достоинстве и нести голову высоко… Уметь выбирать надо. Любить не всякую шушеру, а человека достойного. Прости меня, это я тебе с глазу на глаз. Только между нами…

Софья нахмурилась, поняв намек Гашевой, на душе у нее стало муторно.

— Муж-то твой совсем уехал? Развелись вы с ним?

— Пока не развелись, — Софья опустила взгляд, спрятав глаза под ресницами. — Но живем врозь. Я за ним не побегу. Пусть не рассчитывает.

— Что поделаешь, у многих семейная жизнь не сложилась. Такое бывает сплошь и рядом. Может, еще наладятся у вас отношения? Время, говорят, — лучший лекарь. Давай не горюй. Отмети от себя все лишнее, дурное, что тянет в сторону. И насчет учебы подумай. Спасибо за «лапу». Николай у меня стал чинить сапоги, что-то у него не заладилось, он и послал меня по избам искать эту железную закорюку… Ну, прощевай.

Софья подошла к открытому окну. Направляясь к калитке, Гашева обернулась и сказала:

— За чай спасибо! Еще как-нибудь приду побаловаться жареной водичкой. И ты ко мне приходи.

Софья села за стол к остывшему чайнику и задумалась. Глафира Гашева оставила после себя в избе теплинку.

«Это хорошо, что бригадирша зашла ко мне и поговорила в открытую по душам, — думала Софья. — Учиться советует. И в самом деле, не поступить ли в зооветеринарный или сельскохозяйственный техникум?»

И в то же время бригадирша затронула ее больное место, так прозрачно намекнув на связь с Трофимом. «Чего это она в душу мне лезет? Воспитывать принялась: как жить да с кем водиться. А есть ли у нее на это право? Каждый волен жить как хочет». Самолюбие взыграло в Софьиной голове. Но тут же она подумала: Гашева, пожалуй, права.

3