Високосный год: Повести

Мучила бессонница, в голове толклись разные мысли и воспоминания о прежнем, о молодых годах. Все прошло, остались только память и дети. Они выучились, уехали в города. Старший сын Сергей живет в Мурманске, плавает механиком на тральщике, младший — Петр — сотрудник одного из проектных институтов в Ленинграде, дочь Екатерина — в Одессе, вышла замуж, родила ему двух внуков.

Еремей Кузьмич был домоседом и ездил в гости к детям очень редко. Известное дело: приедет старик из деревни погостить — и все ему будет не по душе. Квартира тесна, уставлена мебелью и книгами, воздуха в ней мало. Водопроводная вода пахнет хлоркой, — то ли дело из родника или колодца! За окнами шумят, гремят трамваи и машины, выхлопные газы лезут в форточку. Снохи вежливо-холодны. От их подчеркнутой вежливости и косых взглядов, брошенных мимоходом, на душе становится неловко. Небось думают: «Скоро ли уберется старый в свою деревеньку, торчит тут как филин».

К праздникам дети шлют стандартные поздравительные открытки с цветочками, иногда и денежные переводы. Конечно, лучше, если бы сын или дочь были рядом, покоили старость, да где там! Выросли птенцы, оперились, легли на крыло и улетели искать свое счастье. И сетовать на судьбу не приходится: сколько стариков и старух доживают свой век в одиночестве по российским селам.

Ночью, почти до рассвета, за окнами шумел-плескался дождь. Под его монотонный шумок Еремей Кузьмич все же немного вздремнул и проснулся, услышав на кухне звон чайкой посуды да тихое, умиротворенное шипение самовара. Встал с тяжелой головой, в плохом настроении и поворчал на жену:

— Ты бы поменьше гремела утром. Спать не даешь!

Жена глянула на него настороженно и виновато, молча поставила перед ним тарелку с манной кашей и стакан чая.

В стакане рыбкой плотвичкой тускловато блестела старинная ложечка с витым черенком, единственная серебряная вещица в доме. У жены — покорное выражение лица, но в глазах недовольство. Хотя и привыкла к воркотне супруга, а все же надоело слушать. Она пила чай из большой старинной чашки дулевского фарфора, старательно скрывая раздражение.

Избу построил отец в тридцатые годы. Он в гражданскую войну брал Перекоп, был тяжело ранен в сабельном бою. Белоказак располосовал ему шашкой плечо, пересек ключицу. Ключица в лазарете срослась, но рука повисла и почти не действовала. Отец вернулся домой в длинной кавалерийской шинели с высокой шлицей, со шпорами на разбитых в прах сапогах и с орденом. Дома во время коллективизации его избрали председателем колхоза на Горке. Деревня тогда была людная, веселая, жили в ней лодочные мастера, шили речные и морские карбаса для подгородних архангельских рыбаков. Но карбасное ремесло для горкских мужиков было лишь подспорьем. Главным являлось земледелие: выращивали озимую рожь, ячмень, горох, овес, держали много домашней живности.

Председатель был напорист и одержим идеей: задумал построить на речке Лайме небольшую гидроэлектростанцию, выписал из города инженера, сколотил бригаду мастеров. За лето соорудили плотину и здание станции, привезли и установили турбину с электромотором и протянули провода. К осени горкские крестьяне ужинали с лампочкой Ильича, и всем в округе это было в диковинку и на зависть.

Станция работала долго, пока не износилось оборудование. Заменить его не пришлось — началась война с фашистской Германией, и деревня опять засветила керосиновые лампы. Плотину снесло вешним половодьем, в месте запруды осталась каменная грядка. Отец на втором году войны умер. Еремей Кузьмич ушел на фронт, а после вернулся домой и женился.

Позавтракав, Чикин тепло оделся и вышел посидеть на своей скамье над обрывом. Скамья была влажной и холодной, и он подостлал под себя кусок старой клеенки.

По привычке окинул взглядом окрестность. Пейзаж грустноват. Опять в разрывы туч изредка прорывалось солнце, высвечивало заливной луг на берегу Северной Двины. Отава на нем поблекла, зажелтилась.

…Вот он, Борок, весь перед ним, как на блюдечке. Дома глядят в мир чуть-чуть задумчиво окнами с наличниками, с белыми тюлевыми или цветными занавесками. На подоконниках — кактусы с пышными алыми бутонами, герань и другие комнатные цветы неведомых Чикину названий. Перед избами, в палисадниках — обнаженные черемухи, рябинки, кусты акации, сирени. Зеленый наряд с них смахнула осень, вороха пожухлых листьев устилают пожелтевшую траву. На клумбах и грядках пятнышками — редкие, припозднившиеся садовые цветы. Они все еще сопротивляются натиску поздней осени.

Сколько в этих избах людей? Не много, семьи небольшие. У каждого свой характер и нрав, свои заботы, радости, печали. Трудовой деревенский люд, вечно спешащий куда-то по будням, веселый и шумный в праздники.