Високосный год: Повести

— Шутить изволите, Еремей Кузьмич! — она махнула маленькой загорелой рукой, будто отгоняя комаров, и поправила на голове ситцевую косынку. — Только о нехорошем и думаете. Бог с вами…

— Чего тут худого? Обычное дело, житейское. Муженек-то ваш теперь, поди, привык к Борку, уезжать больше не собирается?

— Уехал! — неожиданно резко ответила Софья, и глаза ее стали холодными, только в глубине их таилась злая искорка, а возле уголков плотно сжатых губ застыли резкие морщинки.

Чикин удивился несказанно:

— Как уехал? Куда?

— А все туда, в Брянские леса. Совсем уехал, — Софья опустила голову, поглядела на передки мокрых сапог, к которым прилипли травинки, и с досадой поморщилась. — Этого от него надо было ожидать. Разные мы люди. Я поначалу думала — любовь. Какая тут любовь? Не может ее быть. Теперь уж совсем-совсем ясно. — Она чего-то недоговаривала, Чикин это чувствовал, но расспрашивать постеснялся.

— Я об этом не знал. Прости. Кабы знал, не стал бы бередить твою рану.

— Никакой раны нет. Одна пустота. Такая пустота в душе! Все перегорело, остались одни холодные угольки. — Софья подняла корзину с бельем на плечо и пошла, забыв попрощаться.

Чикин сидел озадаченный: «Вот ведь штука какая! Опять сбежал у нее мужик. А я и не знал. Как же так у них вышло? Не сладилась семья, и все тут. Верно говорится: «Чужая душа — потемки». Как-то у нынешних молодых людей все легко получается. Сошлись, порезвились — и в стороны… Несерьезно. А почему? Потому, что нет прежнего порядка. Прежде, бывало, уж раз оженились, так крепко, навечно спаяны обручальным колечком. И свадьбы играли шумные, людные. Родителей уважали, друг другу редко изменяли. Детей заводили, чтобы были наследники да работники в хозяйстве. Прежде, бывало, развод был событием на всю округу. А теперь?.. Да что там!» Чикин досадливо поежился, чувствуя, как холодок пробирается к нему под ватник. Он встал и пошел в библиотеку.

Федор Краснов прожил в Борке лишь месяц с небольшим. Сначала он вел себя подобно хорошему семьянину и любящему супругу, был внимателен к Софье. Сразу, как приехал, пошел устраиваться на работу шофером, и Лисицын велел дать ему старенький, капитально отремонтированный грузовик, простив Краснову самовольную отлучку к матери. Однако руководство совхоза относилось к Федору все же настороженно: а вдруг он выкинет еще какой-нибудь трюк? Пусть поездит на старой машине, и, если себя зарекомендует положительно, будет ему и новая.

Так напрямик и сказали ему. Краснов, правда, обиделся — у него были права водителя первого класса, полученные еще в армии, и совхоз мог бы дать машину и поновее. «Ну да ладно, поезжу пока, — смирился Федор. — Москва не сразу строилась».

Грузовик, видимо, чинили на скорую руку, и он стал барахлить: то сцепление, то карбюратор, то зажигание или клапана… В дальние поездки на нем пускаться было рискованно, и Федор перевозил внутри совхоза корма, картошку, овощи и прочее.

Но работа на старом, потрепанном грузовике еще не главное, что выбило его из равновесия. Злые языки как бы между прочим уведомили его, что пока он ездил к матери, Софья напропалую «крутила любовь» с Трофимом Спицыным. Поначалу Федор, хотя и возмутился, решил не придавать значения слухам. В конце концов, он виноват в том, что оставил жену на произвол судьбы. Но разговоры по селу шли все упорнее, все ядовитее, уже в открытую, и Краснов все чаще стал ощущать на себе насмешливые взгляды. Он не выдержал и решил круто объясниться с женой. Он вспомнил, как тогда, по его возвращении, Софья сказала: «А если я тебе изменила?» Он ответил: «Не верю».

А теперь он уже не мог не поверить в то, что жена ему и в самом деле изменяла. Может быть, со зла, в отместку ему за нехорошее письмо, но все-таки не удержалась… А раз так, то можно ли надеяться и в будущем на ее верность? Федора одолевали навязчивые подозрения.

Да еще и памятное происшествие с выбитыми окнами теперь воспринималось в другом свете: «Наверное, стекла вышибли в отместку Софье за то, что она порвала с Трофимом. И порвала ли?» Дошли до него слухи о поведении жены, и Федор уже вполне ясно нарисовал ее законченный портрет: гулёна, непостоянная женщина. Она приняла его, Федора, лишь потому, что ей некуда было деться…

Распалив таким образом свое воображение, Федор однажды пришел с работы донельзя взвинченный и решительный. Софья сидела у стола за книгами. Продолжая учиться в техникуме, она выполняла контрольную работу и так увлеклась науками, что вроде бы и не заметила, как пришел супруг. Федор метнул на нее сердитый взгляд. Ему не понравилось, что она одета в нарядную белую блузку, аккуратно причесана и всем, видимо, очень довольна. «Сидит, хоть бы что, никаких грехов за собой не чувствует», — подумал Федор. Она наконец подняла голову от своих бумаг и сказала:

— Федя, там на плите чайник, щи, на сковородке котлеты. Разогрей, пожалуйста, и ешь. Сам хозяйничай.