Високосный год: Повести

— Чувство придет. Стерпится — слюбится, — улыбнулся он.

— Старая поговорка! В прежние времена муж жену укрощал побоями. Возьмет вожжи и давай лупить… Так любить заставляли, насилу. Нынче это не в моде.

— Да ты что! — изумился Трофим. — Неужто я возьмусь за вожжи? Ладно ли говоришь-то!

— Это к слову. Поговорка «стерпится — слюбится» на таких вожжах держалась. Не те времена. Вот ты сказал, что если выйду за тебя, так лучше уволиться с фермы. Как же тогда жить? Труд строит человека! Праздная жизнь портит его. На ферме — любимая работа, коллектив, поддержка. А ты хочешь посадить меня, как птицу, в клетку!

— Ну дак работай. Вовсе не обязательно дома сидеть. Как хошь, так и делай.

Трофим заметил, что Софья изменилась, стала сдержанной, раздумчивой, и слова у нее в разговоре другие. Вроде бы стала грамотней, строже. Держать себя умеет. Одета чисто, со вкусом. Прежней Соньки уже нет. Он вздохнул, опустил взгляд на домотканую дорожку на полу.

— Значит — отказ. А может, подумаешь? — настаивал он. — Подумай хорошенько! Ежели за меня замуж не выйдешь, много потеряешь.

— Не потеряю. Я теперь чувствую в себе силы — жить, учиться, работать. На все смотрю по-другому. Нет, принять твое предложение я не могу. Извини.

— Это твой окончательный ответ?

— Да. Прощай, — Софья встала со стула и глянула на дверь. Он понял: пора уходить.

— До свиданья, — сказал с надеждой. — Все же подумай. Прошу тебя.

Она молчала. Трофим надел кепку и, неохотно открыв дверь, скрылся за нею. Софья даже не поглядела в окно, только услышала удаляющийся шум автомобильного мотора.

3

— Надо нам, Степан Артемьевич, — говорил Лисицыну Новинцев, — почаще возвращаться к тому, что было решено прежде. Если нет проверки исполнения, хорошие начинания идут насмарку. Это одинаково касается и тебя, и меня. Если уж что решили, надо непременно выполнить, иначе нам грош цена, люди нам не станут верить, скажут: болтуны, трепачи. Помнишь, что ты говорил в райкоме на пленуме? И я тебя тогда поддержал.

— Помню. Коровник мы строим, жилье в Прохоровке — тоже. Яшина договорилась в племсовхозе, чтобы пополнить стадо породистым молодняком.

— Это ладно. Но ты обещал в ближайшие год-два добиться прибавки в удоях на пятьсот литров от коровы в год. Выйдем ли на такой рубеж? Прибавки в надоях с начала стойлового периода нет. Как быть?

— Отелы начнутся — будет и прибавка.

— Вряд ли, — с сомнением покачал головой Новинцев. — Перейти к научно обоснованным нормам кормления не удалось. Откуда ждать прибавки?

— Плохие корма. Лето было скверное. Увеличивать нормы не можем, до весны далеко, надо экономить.

— Ну вот! Значит, не все было как следует продумано.

— Я, пожалуй, был слишком самоуверен, хотя Яшина и предостерегала. Как она говорила, все так и вышло.

— Сели мы с тобой в галошу.

— Ничего, как-нибудь выкрутимся.

— Если бы! Давай соберем животноводов и все обсудим. Может, нам люди и подскажут, как быть.

Собрание животноводов провели после октябрьских торжеств. Были высказаны разные предложения: лучше ухаживать за скотом, как следует запаривать и сдабривать корма, отладить автопоение, беречь сено при раздаче, не сорить им, а везя из леса возы, не оставлять клочья его на сучьях и так далее. Лисицын записал в блокноте кучу таких советов.

Составили памятки животноводам, вывесили их на видных местах. Лисицын напряженно думал, что можно предпринять еще, но ничего не мог придумать.

Он приходил домой озабоченный, рассеянный, на вопросы Лизы отвечал иногда невпопад. Жена поинтересовалась:

— Что с тобой происходит? Ты так странно ведешь себя…

— Ни черта не клеится. Удойность застыла на месте.

— Как это — застыла?

— Молока с ферм получаем мало. А я давал слово получать побольше.

— Так пусть заботятся об этом твои подчиненные. Ты-то чего нос повесил? Требуй с них.

— Легко сказать — требуй!

— Кому ты давал слово?

— Всем.

— А зачем давал, если чувствовал, что его трудно сдержать? Надо же быть предусмотрительным.

— Тебе, Лизок, просто говорить. Побыла бы на моем месте!

— Уж я бы слов на ветер не бросала. Вот я тебе подскажу: в газетах пишут о внутренних резервах совхозов, У нас они есть?

— Есть, и мы их используем. Но этого мало.

— Что же тогда нужно еще?

Степан Артемьевич вздохнул длинно и тяжело, как конь перед подъемом в гору:

— Кабы знать…

Лиза посмотрела на него сострадательно, как на тяжело больного, и молча стала прибирать на столе.

Степану Артемьевичу было все же приятно, что его жена начинает интересоваться и «резервами», хоть они для нее пока еще и лес темный. «Входит все-таки во вкус сельской жизни, вникает, хотя бы для начала и по газетам. Молодец, женушка!»

А Лиза тосковала по научной работе. Еще студенткой-старшекурсницей она начала накапливать материал для будущей диссертации «Древняя письменность и новгородская культура на Беломорье». Эту работу продолжала, когда жила в городе, а теперь все оборвалось… Она постепенно превращалась в домашнюю хозяйку, а вскоре станет и матерью. «Как быть дальше? Что предпринять?» — думала она с грустью.