Високосный год: Повести

— Хорошо. Как им еще относиться? Бригадир — невелика шишка, та же доярка, только ответственность побольше.

— Будьте требовательной, принципиальной. — Директор, конечно, чувствовал, что Софью в эти минуты волновало совсем другое, отнюдь не доильная установка… Он поймал брошенный на него мельком влюбленный взгляд молодой женщины. Ему это было приятно, но он боялся такого взгляда, боялся и избегал на него отвечать. Это было совсем лишним. Потому он подчеркнуто нажимал на деловой разговор. — Если что, — он смутился, — если будут какие-либо трудности, обращайтесь к Яшиной или прямо ко мне. Поможем…

— Спасибо, — сказала Софья. — Мне можно идти?

Он не стал ее задерживать. Софья посмотрела на него в упор, потупилась и молча ушла.

Лисицын встал, прошелся по кабинету и задержался у окна: Софья прошла быстрой походкой, не оглянувшись. Степан Артемьевич возвратился за стол. «Нет, друг мой, — сказал он себе. — Тут ничего такого быть не может. Не должно. А все-таки… что-то есть…»

Софья, возвращаясь на ферму, все думала о нем. Ну не выходил он у нее из головы, и все тут. Такой вежливый, деликатный, и собой пригож — высокий, уверенный, красивый. На самом деле он не был очень уж красивым, как ей казалось, но она упорно считала его таким. «Что же это, — шептала она. — Неужто я влюбилась? Как можно! Человек семейный, по положению много выше меня, он не думает обо мне. А я вбила себе в башку бог знает что! Нет, надо подальше от него, сближение никак невозможно. — Она вспомнила совет Гашевой. — Это будет ему во вред. Мне-то что, я свободна, как птица, а он — совсем другое дело. И если я стану чего-нибудь добиваться, как это будет выглядеть? Что подумают обо мне люди? Я должна своим дояркам подавать пример. А какой пример! Нет, нет…» А сердце так же стучало: «Он… он… он…»

Софья решила больше не думать о нем. Трезвый рассудок стал одерживать верх над чувством. Надолго ли?

В совхоз пришло письмо от Васильевой. Роза писала, что они с мужем решили весной переходить на работу в Борок, тем более что мужу обещали здесь должность участкового уполномоченного. Жить они собираются в родительской избе. Лисицын отнесся к решению Васильевых одобрительно и тут же ответил им согласием.

4

В конце декабря на Борок обрушились снегопады. Ими здесь никого не удивишь, на то и зима, но были они чересчур обильными. Снег шел почти непрерывно, в тучах, которые тянулись с северо-востока, с полуночной стороны, не было никаких просветов. Ветер забивал снегом проулки, крылечки, заваливал все кругом плотно и надежно — на целую зиму. По улице Борка уже и на санях проехать стало трудно, лошади увязали в сугробах.

Без трактора со снегоочистителем, работавшего днем и ночью, нельзя было подвезти к фермам дрова и корм для скота. Борок лишился связи с внешним миром, превратился в некую автономную географическую точку. Он жил завезенными с осени запасами продовольствия, но они таяли. Не стало муки на пекарне — хоть доставляй ее на вертолете и спускай ко крылечку… Но и авиация в этом деле не помощница — видимости никакой.

Степан Артемьевич опасался, как бы снегоочиститель не поломался. Тогда и вовсе станет трудно.

Високосный год! Он еще не кончился, он решил задать перцу боровчанам, прежде чем кануть в Лету…

Сыпанув на прощанье уже ослабевшей метелью, тучи наконец выдохлись и растаяли. Небо стало чистым, к ночи ударил мороз. Беломорские морозы тоже особенные. Воздух насыщен влагой, принесенной с моря Баренца, она превращалась в микроскопические льдинки, затрудняла дыхание. Березы сразу разоделись, как на рождество — от инея ветки стали мохнатыми, серебрились на фоне голубого неба. Солнце ненадолго выкатывалось из-за дальних ельников и, полоснув белым холодным огнем, опять уваливалось в чащобы.

В эту студеную пору в Борке случилось несчастье: умер Еремей Кузьмич Чикин.

Рассказывали, что еще вечером он разгребал снег перед крыльцом, потом пил чай, читал книгу и в обычное время лег спать. Ночью ему стало плохо, жена побежала за фельдшерицей на медпункт, а вернувшись, уже не застала его в живых…

Хоронили его всем селом. До кладбища пришлось пролагать дорогу тем же снегоочистителем, но он, как назло, на полпути сломался, и дальше разгребали снег лопатами. Земля была мерзлой, мужики копали могилу почти целый день.

Похороны были многолюдны, все хорошо знали Еремея Кузьмича, поминали его добром и жалели. На сельском кладбище остался холмик, устланный свежей хвоей, с венками и пирамидкой из дерева, увенчанной красной звездой.

Еремей Кузьмич при жизни как бы олицетворял прошлое села, теперь это прошлое ушло вместе с ним. Он вежливо уступил место в жизни молодым. Они поведут Борок дальше, к благополучию и процветанию. В том, что боровчан в не столь отдаленной перспективе ждут и то и другое, кажется, ни у кого сомнений не было.

Спустя некоторое время после похорон Степан Артемьевич посетил вдову, поговорил с нею, распорядился привезти к ее избе побольше дров, выделил материальную помощь.