Vita nostra. Цифровой, или Brevis est. Мигрант, или Brevi finietur

У самого лагеря Крокодил отстал от Аиры. Не хотелось демонстративно расписываться в назначении на должность провокатора; он свернул к реке, явно различимой в светлом ночном лесу, и некоторое время провел в попытках кого-то поймать. Было бы хорошо явиться к костру с рыбиной — и авторитет, и алиби, и ужин. Но рыба не желала ловиться; с горя Крокодил подобрал несколько моллюсков у берега и понес их жарить к костру. Издалека услышал, как ребята считают вслух, хором.

У костра сдавали регенерацию. Крокодил, не веря своим глазам, присел в стороне — в мокрых шортах, с вонючими ракушками на коленях.

Аира, освещенный костром, стоял с тесаком в руке, причем на лезвии блестела свежая кровь. Мальчишки подходили к нему по очереди, Аира молниеносным движением оставлял на руке претендента «стандартный надрез», и все остальные хором начинали отсчет. Крокодил подошел в ту самую минуту, как Полос-Над, здоровенный и самоуверенный, закончил регенерацию на счете «пятнадцать».

— Окончательный зачет, принято. Следующий… Опередив кого-то, решительно встал Тимор-Алк и подошел к Аире, протягивая полосатую от шрамов руку.

— Время, — Аира, почти не глядя, взмахнул тесаком, и на светлую кожу Тимор-Алка брызнула розовая кровь. — Раз, два…

Крокодил задержал дыхание. Тимор-Алк, прикрыв глаза, стоял у костра, и редкие капли поблескивали, падая с его локтя на истоптанную траву.

— Семь, восемь, девять… одиннадцать, двенадцать…

Тимор-Алк поднял руку. Среди множества белых шрамов четко выделялся свежий, бордовый.

— Окончательный зачет, — бесстрастно констатировал Аира. Жестом остановил мальчика, решившегося было подойти следующим, и сквозь костер посмотрел на сидящего в полутьме Крокодила:

— Остальные сдадут регенерацию позже, поскольку, по моим сведениям, не все готовы. Сейчас — ужинаем и отдыхаем, потому что завтра опять сложный день: будем сдавать ночное видение и эхолокацию.

* * *

Он так устал, что едва доплелся в темноте от сортира до гамака. Тут его поджидал сюрприз: стоило повалиться на веревочное ложе, как холодные крепкие руки схватили с двух сторон за локти и щиколотки. Крокодил задергался что было сил, но в одиночку против десятка парней устоять не смог. Его руки и ноги мигом оказались связанными, и Крокодил почувствовал себя плененным Гулливером. Кому-кому, а этому персонажу он никогда не сопереживал.

— Не все готовы сдавать регенерацию, — прошелестел в темноте молодой и злобный голос. — А Камор-Бал был готов!

— Поможем товарищу, — издевательски пропищал другой голос.

— Поможем товарищу сдать Пробу! — прохрипел кто-то, надорвавший связки либо сильно простуженный.

Сквозь дырявую кровлю проглядывали звезды. Крокодил заморгал, когда внесли фонарь — большую свечку в стеклянном колпаке. Свет отразился на лезвиях многих тесаков, извлеченных из ножен.

— Идиоты, — выдавил Крокодил. — Домой захотели? С ножом на человека?!

— Тимор-Алк говорит, у тебя с регенерацией плохо, — сказал парень с расцарапанной щекой, которого звали, кажется, Бинор-Дан. — Ты ведь просил научить?

Крокодил быстро огляделся — насколько это было возможно для человека, лежащего в гамаке. Парни стояли кольцом, а чуть в стороне подпирал дверной косяк Тимор-Алк — зеленоволосый, бледный, с видом отсутствующим и равнодушным.

— По правилам не запрещается помогать товарищу между зачетами, — просипел простуженный. — Ты — хозяин себе или не хозяин?

— Если хозяин — давай, прикажи волокнам срастаться! — И Бинор-Дан поднес острие своего тесака к голому животу Крокодила. Мышцы подобрались сами собой.

— Жирный какой, — сказал Бинор-Дан. — Жир труднее восстанавливать, но кто обещал, что будет легко?

И провел тесаком по животу Крокодила, который вовсе не был жирным, а за последние дни так и вовсе подтянулся.

Крокодил задергался, но вырваться не сумел. Еще несколько тесаков рассекли ему кожу на плечах и груди. Десяток лезвий плясал перед глазами. Крокодил взвыл; мальчишки хладнокровно расписывали его, оставляя неглубокие, длинные порезы:

— Затягивай!

— Тренируйся!

— Камор-Бал не получил гражданства — зато ты справишься!

Вид крови привел их в эйфорию. Кто-то резал по нескольку раз, кто-то лишь угрожал, размахиваясь ножом. Сейчас Крокодил сумел бы многое узнать о них — но ему сделалось не до наблюдений.

— А если вынуть глаз — отрастишь обратно?

— А если отрезать ухо?

Крокодил потерял самообладание и забился, как животное, пытаясь вытряхнуть себя из дурного сна. Тимор-Алк неподвижно стоял в дверном проеме — чье-то потное плечо то скрывало его от Крокодила, то открывало снова. Прошло, кажется, несколько минут — а на самом деле несколько секунд — и снаружи крикнула птица. В тот же момент светильник метнулся в сторону и погас. В темноте зашелестели гамаки, и сделалось тихо. В тишине грязные ругательства Крокодила звучали особенно беспомощно.

Потом чья-то тень на мгновение заслонила огоньки в лесу. Неслышно ступая, вошел человек: его глаза мутновато светились в темноте. От этого зрелища у Крокодила мурашки побежали по окровавленной коже.

— Суки, сволочи! — выкрикнул он, срываясь на визг.