Витающие в облаках

— Он пошел гулять с собакой, — сказала Филиппа. Герцог вопросительно взглянул на нее; она в ответ нахмурилась. — Не с этой собакой, понятно, поскольку эта собака находится здесь, а мы не имеем права игнорировать свидетельства наших органов чувств, ибо тогда войдем на территорию казуистики и неестественного сомнения, которое тоже хорошо, но лишь на своем месте. Конечно, кое-кто возразит, что истина фактических заявлений может быть установлена индуктивно из частного опыта. Может ли восприятие дать нам сведения о мире, который не зависит от нашего мышления? Познаваем ли вообще такой мир? Тождественно ли «быть» и «быть воспринимаемым»? Является ли собака лишь суммой чувственных данных — запаха собаки, звука собаки, ощущения собаки, вкуса собаки и так далее?

Филиппа запнулась и, наткнувшись на пристальный взгляд Герцога, неловко сказала:

— С другой собакой. Фердинанд пошел гулять с другой собакой.

— Вкуса собаки? — непонимающе повторила миссис Макбет.

Кухня Маккью была полна двух вещей, которых Андреа боялась больше всего на свете, — еды и стариков. Поэтому Андреа бледнела и ерзала. Она пожаловалась, что Шерон отвела ее на сегодняшнее собрание под конвоем, предварительно зачитав ей свод этических правил, регулирующий поедание яиц из общего холодильника. Андреа заявила, что и пальцем не трогала это яйцо, отчетливо помеченное «Ш».

— Совсем как Шалтай-Болтай, — мрачно сказала она. На ней было платье и фартук с рюшечками — этот наряд вполне уместно смотрелся бы в викторианской детской.

— А я думала, что собственность — это воровство, — обратилась я к Шерон.

— Собственность — это собственность, — сердито ответила она.

— Что это значит? — Меня разозлила тавтологичная сентенция типа «я — это я», «дверь — это дверь», «кошка — это кошка».

— «Бревно бревном останется», — процитировала миссис Макбет.

— Это что, игра? — обрадовался профессор.

Миссис Маккью намазывала маслом ломоть селькиркского бэннока. Миссис Маккью и миссис Макбет все утро пекли, но первым делом хорошенько отскребли всю кухню от поколений живущих там микробов (о чем миссис Маккью громко сообщила мне на ухо).

— Бэннок? — предложила миссис Маккью, пуская блюдо по кругу.

— Я думала, это битва такая была, — сказала Андреа, хмурясь при виде подсунутой ей под нос огромной массы калорий.

— Я и сама страсть какая охотница до масенького кусочечка бэннока, — кокетливо сказала миссис Макбет в пространство. Она была вся обмотана большим фартуком и слегка припорошена мукой.

— О, и я тоже, — с жаром отозвался профессор Кузенс. — Я просто счастлив, когда передо мной стол ломится от вкуснейших яств, приготовленных заботливыми ловкими руками представительниц прекрасного пола.

— Что-что? — ядовито вонзилась в него Шерон. Ее лицо некрасиво исказилось наигранным недоверием.

— Я сказал… — любезно начал профессор Кузенс.

— Я слышала, что вы сказали, — грубо оборвала его Шерон. — Я просто не могу в это поверить.

— Тебя, случайно, не ждут где-нибудь на баррикадах? — спросила я.

— Борьба за дело феминизма и за дело социализма — едины! — провозгласила Шерон и незаметно для себя съела кусок ирландского чайного кекса, который миссис Маккью только что намазала маслом. Между передними зубами у Шерон застряла изюмина, что выглядело очень некрасиво, но я решила ей об этом не говорить.

Андреа, очень бледная, деликатно грызла треугольник «пограничного пирога», а миссис Макбет тем временем настойчиво подсовывала ей овсяную полоску.

— Я люблю печь, — сказала миссис Макбет. — У меня, как говорится, рука набита на выпечку.

Она посмотрела вниз, на свою миниатюрную ручку, но потом вдруг сконфузилась и заковыляла прочь, на ходу ласково потрепав Андреа по плечу. Андреа слегка вздрогнула.

— Это не заразно, — уверила ее я. — Старость не проказа, не передается через прикосновение.

— Она ужасно маленькая, — шепнула мне Андреа, кивнув на удаляющуюся спину миссис Макбет. — Она всегда была такая? Или мы тоже такими станем?

— Что такое? — осведомилась миссис Маккью. — Шептаться, знаете ли, невежливо.

— Я сказала, что она кажется очень маленькой, — погромче повторила Андреа.

— Кто? Кто кажется очень маленькой? — переспросила Филиппа.

— Эта… маленькая женщина, — беспомощно ответила Андреа, поскольку миссис Макбет к этому времени скрылась из виду.

— Она имеет в виду миссис Макбет, — сказала миссис Маккью, намазывая маслом все, до чего ей удалось дотянуться.

— Миссис Макбет? — с сомнением повторила Андреа.

— Это совершенно нормальное имя, — сказала миссис Маккью. — Очень многих людей зовут так.

— Ну, во всяком случае, их не зовут «Так», — сказал профессор и засмеялся.

— Слушайте, здесь вам не деревенский женский кружок, — сердито вмешалась Шерон. — У нас на повестке дня важный вопрос — о плате за домашний труд.

Миссис Маккью достала уже знакомое нам вязанье и нахмурилась:

— Плата за домашний труд? А кто же будет платить?

— Плата за грех, — неопределенно сказал профессор. — У вас, кажется, нет термоса для кипятка.

Последние слова были обращены к Филиппе.

— С чего бы мне вдруг понадобился термос для кипятка? — удивилась она.