Витающие в облаках

— И потом еще другой эпизод, «Свет мой, зеркальце», в котором у всего экипажа «Энтерпрайза» есть двойники…

— И все двойники — плохие? — догадался профессор.

— Именно! И тогда Кирку приходится использовать одну штуку, которая называется «танталово поле»…

От этого критического анализа меня отвлек Протей, который попытался съесть фишку-цилиндр из игры «Монополия». Наверно, это хорошо, что он схватил фишку, а не лежащий рядом с ней большой кусок марокканского гашиша, но все же наша квартира — не место для ребенка.

— Я пойду с вами, — сказал профессор, когда я принялась собирать вещи Протея; еще вчера ни одной из этих вещей у него не было.

— Ага, — сказал Боб, — она сказала, что пришлось купить ему всякой фигни.

Оливия потратила на Протея целое состояние. Она купила пеленки, ползунки «Mothercare» — белые, как шерсть новорожденных ягнят, — поильные чашечки, мисочку с кроликом Питером, подставку под яйцо из тонкостенного костяного фарфора, пастельно-голубого мягкого кролика, комбинезончики «Osh-Kosh» в бело-синюю полоску, как фартуки мясников, вельветовые ботиночки и столько всего для вытирания, чистки и увлажнения, что хватило бы на небольшой филиал «Бутс».

— Его сумка вон там, — сказал Боб. — В ней должно быть все, что тебе нужно. Его курточка в коридоре. Я его перепеленал, и ему пора спать, но если он голодный, то в сумке есть детское питание.

— Что-что? — Я изумленно уставилась на Боба.

— Что такое? — Он принялся набивать косяк и, ввиду отсутствия телепередачи, открыл альманах программы «Синий Питер» за 1968 год.

— Ничего, просто мне на минуту показалось, что ты разговариваешь как взрослый.

— Только не я, — бодро сказал Боб.

В коридоре профессор Кузенс пытался сложить коляску Протея. Это походило на эпизод из комедии, в котором герой пытается разложить пляжный шезлонг.

— Куда мы идем? — спросил профессор, когда мы двинулись в непростой путь вниз по лестнице.

— На собрание группы борьбы за раскрепощение женщин.

— Для меня это будет первый раз, знаете ли. Я постараюсь вписаться.

— Погоди! — крикнул Боб мне вслед, выуживая что-то из-под диванной подушки. Он протянул мне пожеванную и чудовищно грязную соску-пустышку. — Ты без этого не обойдешься. Она работает лучше, чем пластырь. Поверь мне, я все перепробовал.

Чего не знала Мейзи

— Насыщение пяти тысяч человек, — бодро сказала Филиппа, делая сэндвичи из ломтей ватного хлеба и останков лосося; лосось к этому времени покрылся радужной зеленоватой пленкой, и даже Гонерилья потеряла к нему интерес.

На этом собрании группы борьбы за раскрепощение женщин, если правду сказать, было всего восемь человек, и четверо из них — Андреа, профессор Кузенс, миссис Маккью и миссис Макбет — не принадлежали к группе; Шерон взяла на себя труд громко и пространно указать нам на этот факт.

— Он мужчина! — возмутилась она, когда профессор занялся заливать чаем бесконечную жажду миссис Маккью и миссис Макбет.

Он ковылял вокруг стола с чайником, спрашивал, кому сколько молока и сахара, предлагал чайные ложки и вполголоса бормотал извинения за то, что чай заварен из пакетиков. Сам профессор еженедельно покупал четверть фунта листового дарджилинга в чайной лавке Брэйтуэйта, и ему был невыносим Филиппин «Тай-фу» — настой цвета дубовой коры.

Миссис Маккью подозрительно нюхала чай, словно он мог быть приправлен мышьяком.

— Она тоже думает, что ее кто-то пытается убить, — объяснила я профессору.

— Ну вы же знаете эту пословицу… — тихо и доверительно обратился он к миссис Маккью.

— Если вы параноик, это еще не значит, что за вами не охотятся? — догадалась она.

— Именно! — ухмыльнулся он.

Шейлу Оззер, измазанную овсянкой и жевкой из хлебных сухариков — и, вероятно, прячущую младенца где-то на теле, — впечатлили способности гейши, открывшиеся у профессора Кузенса. Она пожаловалась, что Роджер не опознает чайник, даже если таковой свалится ему на голову (весьма привлекательная перспектива). Кажется, она пребывала в блаженном неведении относительно того, что ее муж собирается подселить свою беременную (или уже не беременную) любовницу к ней в барнхилльскую виллу из песчаника.

— А Кары нет? — спросила я. — И Оливии тоже?

Некому забрать у меня Протея (сейчас уложенного на кровать в свободной спальне, где некогда почивали Фердинанд и Джанет). Джанет мирно спала под кухонным столом на первом этаже, но что же с Фердинандом, где он?