Витающий в облаках

...Анекдот о некомпетентной принципиальности был первым из рассказанных ему Ревазом Габасовичем, и на Даблина этот анекдот произвёл должное впечатление. Даблин - тогда ещё не инструктор райкома (подающий надежды, ценимый, уже на третьем году службы прочимый в кресло заведующего отделом), ещё даже не комсомольский секретарь управления, а просто один из молодых специалистов в лаборатории анализа нефти, недавний выпускник химико-технологического института - тот Даблин, хотя и воспринял анекдот без особого доверия, но должные выводы из него сделал. Принципиальность без компетентности - ничто. Равно как и наоборот. И Даблин-комсомольский секретарь старался не быть кабинетным работником. Чтобы руководить по методу "мы посоветовались, и я решил", нужно быть компетентным. И принципиальным. Между прочим, это самый демократический из всех авторитарных методов руководства - ибо даже мнение пьяницы Прохорова берётся в расчёт. Компетентность прохоровых плюс принципиальность Даблина...

Одно угнетало: всё чаще приходилось запираться в своём кабинете, чтобы, не дай бог, не увидели, как Даблин нащупывает свои решения, чем это сопровождается. Чтобы слушок не пополз: "воспаряет", "витает в облаках", "отрывается от действительности"... Не в этом же дело - но как объяснишь? Воспаряет - значит, пустой мечтатель, безответственный человек, гнать его с руководящей должности под благовидным предлогом.

Если бы так, подумал Даблин, если бы я мог взлететь в любой момент, как это якобы проделывают безответственные мечтатели. Щукой рвануться ввысь, прочь от этого огненного шатра, - рвануться и выжить, пусть даже опалив шкуру...

Чёрта с два. Теперь я зачем-то нужен Земле, теперь она меня не отпустит.

Потому что воспаряют ненужные. Не мечтатели, не прожектёры, даже не прожигатели жизни - а не нужные Земле люди, занятые не своим делом. И как раз тогда, когда вплотную приближаются к воплощению не своего, не нужного Земле дела. Что может быть нелепее, чем аврал по спасению озера, загубленного авралами по спасению плана, сорванного авралами по разгрузке овощей, замороженных в трюмах из-за авралов на строительстве... Да разве же станет планета терпеть это чудовищное нагромождение паллиативов, временных и аварийных схем? Разве не попытается отторгнуть от себя смелых инициаторов, принципиальных и бескорыстных авторов этого идиотизма?

А ведь меня в райкоме ценят именно как гениального диспетчера, незаменимого при авральных, регулярно возникающих ситуациях. Вот я и воспарял, едва начиная различать свой очередной замысел. Не потому, что был счастлив, нащупывая решение, а потому, что Земле эти мои замыслы не нужны. Ей больно от смелых и частых оперативных вмешательств, и она научилась узнавать, где и как зарождается грядущая боль.

Это раньше наши действия были стихийны и непредсказуемы. Истребление бизонов, охота на воробьёв, распашка целинных земель... Теперь-то мы ведаем, что творим. Но творить продолжаем, не в силах вырваться из порочного круга временных схем. А планета зондирует наши мысли и загодя видит в них свою грядущую боль, которую мы вполне сознательно ей готовим. Земля не трогает решительных карьеристов, жуликоватых хозяйственников и масштабно мыслящих имбецилов. Она попросту не замечает их, ибо в их мыслях нет места болям Земли - только свои болячки, только собственная корысть, а что может быть естественнее для живой твари? Земля отторгает тех, кто предчувствует её боли, пред-знает последствия - но заносит скальпель...

Припекло пальцы правой ноги, и Даблин, не вставая, поддёрнул её под себя, волоча пятку по скользкому и мокрому. Боль не отставала, тянулась следом, и тогда он на ощупь протянул руку, нашарил что-то горячее, налипшее на стопу, и стал отдирать, обжигая ладонь и шипя сквозь зубы. Это был полиэтиленовый мешок Реваза Габасовича; наверное, огонь, добравшись по низу, расплавил край, и тот, приподнявшись, налип на босую ступню. Открывать глаза не хотелось: больно раздирать веки, да и зачем? Чтобы снова завыть от страха? Это было бы унизительно. И бесполезно. Даблин вздохнул, обхватил колени левой рукой и уронил на неё голову, уткнулся лбом в мокрый холодный рукав. А правой рукой нащупал под собой мокрый холодный полиэтилен и стал возить по нему ладонью, лаская влагой обожжённые места.