Витамин любви

И еще. Успеет ли он ее спросить о том, зачем ей понадобилось убивать Тину именно в парке? Как будто бы для этого нельзя было найти другое, более тихое и спокойное место.

25

19 июня 2010 г.

– Нет, вы только посмотрите, это чудовище снова нарисовало череп! Ваня, ну что ты сидишь?! Подойди к ребенку, забери у него фломастер, а его чем-нибудь займи! Уткнулся в свой телевизор. Ты не видишь, я спешу! Мне еще надо один глаз докрасить и бежать! Мама уже двадцать раз звонила. Ты знаешь мою маму, она зря не позвонит, она знает, что мы заняты, а потому не стала бы беспокоить нас понапрасну! Ваня, ау, ты меня слышишь? Я понимаю, тебе хорошо, у тебя вся обувь темная, а вот у нас с Сашей – светлая. Ты вообще видел, что он сделал уже со вторыми, новыми кроссовками? Все изрисовал черными черепами. Очень странный ребенок, ты не находишь? Иван, да оторвись ты от телевизора и подай мне сумку, она в спальне, на стуле. Спасибо, дорогой. Что-то ты сегодня неважно выглядишь. Я вот сейчас уйду, ты покорми Егорку, кашу я сварила, она на плите. Так вот, сначала постарайся отмыть его руки от фломастеров, потом покорми, уложи спать, да и сам ляг, отдохни… Нам осталось отремонтировать одну прихожую, и все. На этом наши мучения закончатся. Если мама к тому времени поправится, то, может, отпустит нас в Египет? А? Ты еще не передумал? Ваня… Ты слышишь меня? Да, Сашу рано не жди, он сразу после школы поедет на кладбище. Так жалко мальчика. Совсем извелся. Я даже и не знала, что у них любовь. Хоть бы он с собой ничего не сотворил… Помнишь, на старой квартире, черненький такой мальчик, кажется, его Колей звали. Он примерно в таком возрасте был, когда его девушка бросила, и повесился прямо там же, на кладбище… Бррр… Ужасная история. Наш-то Сашка сильный мужичок, он все выдержит, я думаю, но уж очень жаль его. И не ругай, что он снова деньги на цветы взял… Вообще-то все это просто ужасно. Все, Ваня, я пошла. Егор, брось фломастеры, я кому сказала?!

26

19 июня 2010 г.

– Ты кто? – Глафира подошла тихо, так, что мальчик, который положил на могилу Милы цветы, вздрогнул.

Над их головами летали ошалевшие от безнаказанности вороны, и каркали, каркали, так и хотелось их застрелить. Вот всяком случае, Глаша несколько раз представляла себе, как расстреливает их из пулемета. Не птицы, а какая-то насмешка над людским горем.

Джинсовая черная куртка, черные джинсы, черная рубашка, черные волосы и голубые глаза. Очень красивый мальчик. И именно этого мальчика она увидела на фотографии в альбоме Милы Казанцевой, когда они с Лизой осматривали ее комнату.

– Тебя как зовут? – она повторила вопрос.

Здесь, на кладбище, она оказалась по собственной инициативе. Поехала на авось. Подумала, что если она права, то мальчик должен здесь появиться. Он будет сюда приезжать до тех пор, пока боль не притупится.

Это он держал Милу за талию, и в его взгляде она прочла столько любви и обожания, что странно было после этого слышать о связи девочки с перезревшим развратным типом.

– А вы кто? – Он побледнел.

– Меня зовут Глафира. Мы расследуем обстоятельства смерти Людмилы Казанцевой.

– А… Понятно. А что вы делаете здесь, на кладбище? Ждете, когда здесь появится убийца?

К хаотичному карканью ворон прибавился громкий птичий щебет, разговаривать было просто невозможно, казалось, птицы решили перекричать пришедших на их территорию людей.

– Давай отдойдем… Вон лавочка стоит в тени. Поговорим? Надеюсь, ты не убежишь?

Мальчик покорно последовал за Глафирой, сел рядом, опустил руки и голову.

– Я любил ее. Очень сильно. Но она, конечно, не обращала на меня никакого внимания. И тогда я, чтобы быть поближе к ней, чтобы иметь возможность хотя бы изредка видеть ее вне школы, начал ходить с Тиной. Я же тогда ничего не знал, не знал! – вдруг воскликнул он с неожиданной страстью и болью в голосе.

– О чем ты не знал?

– О том, что она тоже любит меня. Я… Понимаете, я ходил с Тиной, ну… целовался с ней в подъезде, а Мила стояла на улице, она все знала… я не должен был этого делать. Но я тогда подумал, что, может, таким вот поведением, такой распущенностью или свободой я смогу немного расшевелить ее? Ведь она казалась такой ледышкой. Казалось, мужчины не интересовали ее вообще.

– И что потом?

– Потом было вообще ужасно… Мила пускала нас к себе домой, когда ее родителей не было, и мы с Тиной… Короче, мы переспали там несколько раз. Тинка… Никогда не понимал ее. И не знал, чего ей нужно от меня. Я же знал, что у нее есть взрослый мужчина. Может, тоже дразнила Милку? Но она потом клялась: не знала, что Милка влюблена в меня и страдала…

– Что случилось потом? В феврале?

– Случилось то, о чем я и мечтать не мог. Она сама позвонила мне и сказала, что ее родители уехали и что мы сможем спокойно побыть вместе.

– И ты приехал?