Витебский сад (СИ)

  Она нашла себе место, где можно часами неподвижно валяться, думать, страдать. Им оказался мини-пляж без воды между железнодорожными путями Семинарской станции. Белые песчаные дюны горбились между бетоном и путями. Крона случайно выросшего деревца слабо прикрывала макушки - но издалека его профиль напоминал кокосовую пальму. Из обломка бетона вывалился кусок в виде чётко прорезанной латинской буквы L. Через него виднелись рельсы, рельсы, еще одна линия и вдали - узкая лесополоса сталинских времён, из плотно разросшихся дубков. Черный ворон летел к пирамидальным тополям - еще одним реликтам 1950-х, когда между полосой железной дороги на колодце появилось несколько деревянных домов из старых шпал, едко пахнущих пропиткой. Дома в той части Семинарской улицы стояли незаконно - их не имели права строить внутри железной дороги, но они там были. В них жили, привыкнув к лязгу, к гудку, к запаху от нефтебазы. Бабушка клялась - в 1960-е Семинарку опоясала огненная змея - нефтебаза сливала мазут в речушку Пересыханку. Мальчишки подожгли речку - и она вспыхнула от нефти, ярко, гадко, подпалила несколько заборов. Огненная петля сжимала холмы, словно удушая их, но тут ее успели потушить. Вскоре Пересыханку заключили в трубы и закопали. Дом, где Катина мама успела получить квартиру в начале 1990-х, тоже был железнодорожный, но стоял он в другой части Семинарской улицы, после другого разрыва железных дорог. Но он тоже оказался очень близко к путям - когда поезда шли потоком, Катя иногда просыпалась, слыша разговоры пассажиров. Недалеко от них находилась "бельевая" - проводницы брали постельное белье, иногда оно падало, и в каждом доме на Семинарской улице водилась своя коллекция простыней со штампом МКЖД. Весной они сговаривались с Машкой Вострик и выходили под луной, завернувшись в простыни - пугать проезжающих и ловить на белое летучих мышей. Теперь "бельевая" пустовала. Не пригодились и другие здания, разбросанные между путей Семинарской станции, раньше называемой станцией Орёл Юго-Восточной железной дороги. Многие из них, некогда капитально сложенные из рыжего кирпича, опутывались проросшими деревьями. Деревянный домик, прежде, видимо, называвшийся Витебским домом - он примыкал к западной магистрали, уже почти зарос, но издалека он представлялся живым.

  Катя долго сидела на песке, подстелив под себя "коврик для йоги" - никакой йогой она, понятно, не занималась, все ее мысли витали далеко-далеко. Шла к "шпальному" домику, все еще держащему фасон и смолистый запах, с натугой приподнимала крышку колодца - и набирала немного ледяной воды. Семинарский источник вызывал сомнения - все-таки нефтебаза, мазут, дорога, но краденая вода Кате нравилась, и она от нее не умерла.

  А если б умерла - то не расстроилась бы

  Неожиданно кончилось долгая серая зима, зацвело все сразу - черёмуха, вишни, сливы, молодые яблони, но небо оставалось свинцовым, каждый день мелко крапало, капало. Орали петухи. За складами висел сильно обветренный, крошащийся Семинарский мост-путепровод. Тот самый, куда она любила забираться школьницей, висеть над пропастью, скучать, мечтать. Один из трех памятников "перестройке", недостроенных путепроводов над железнодорожным узлом. Катя сразу вспомнила ходившую в ее детстве байку про призрак главного инженера этих мостов. Его обвинили в завышении смет, посадили в тюрьму как вора. Оклеветанный инженер много раз писал в Верховный Совет СССР, Горбачеву, далай -ламе, папе римскому, просил пересмотреть его дело. Вскоре СССР рухнул, многие объекты заморозились, всем стало не до него. Якобы инженер покончил с собой и является иногда на краю недостроенного моста, на него воют собаки каждое полнолуние. А город теперь задыхается в пробках, коих не было б, успей достроить эти три несчастные путепроводных моста - Брянский, Семинарский и Южный.

  Катя дошла до конца улицы. Большой обрывающийся мост смотрел прямо на нее, под его опорами успели вырасти высокие деревья и гараж.

  - Это же памятник эпохе! - подумала Катя. - Не охраняется ни государством, ни гражданами. Хочешь - отщипни кусочек, только никто его не купит, это ж не Берлинская стена.... И цветов к нему никто не кладёт.

  Под мостами остались с прошлого лета длинные чертополохи с бордовыми цветками. Катя обернула руку в пакет и вырвала несколько самых крупных чертополохов - скромный колючий букет, который она, широко размахнувшись, зашвырнула наверх, на бетонное крошево моста. Этим глупым жестом она попрощалась со своим детством, с юностью, с Витебским садом - ее персональным местом силы, со всей этой большой неприятной эпохой. Начиналась новая, тоже не очень-то приятная эпоха. Она напомнила Кате подзабытый американский телесериал с Ларисой Олейник, где школьницу облили ядовитой жидкостью с секретного химзавода. Она стала превращаться то в слизь, то в ящерицу, ходила сквозь стены, становилась прозрачной. Кто-то превратится в слизь. Кто-то - в ящерицу. И почти все станут беззащитно-прозрачными.