Витязь

Попытался уснуть, но сон не шёл. В натопленной комнате мне было тяжело и душно, и я снова отправился в сад. На свежем воздухе хотя бы голова болела не так сильно. А снег всё падал и падал, а я бродил возле особняка и думал — думал, что делать дальше. Хотелось всё бросить и на ближайшем поезде… нет, на самолёте рвануть за Таней. Облазить все госпитали на линии фронта, но найти её и притащить обратно. Нечего ей там делать. Я бы с ума сошёл, случись с ней что.

Потом, когда я немного успокоился, пришла более здравая мысль. Первым делом следовало обратиться в военно-медицинское управление. Если Таню приписали к кому-то госпиталю, её имя должно быть в картотеке или каких-то учётных журналах. Я не имел нужных связей, но у Якова или у кого-то из дворянских семей Оханска, с которыми Яков дружил, таковые вполне могли оказаться.

Пока я расхаживал среди клумб перед особняком, к крыльцу подъехал лимузин Григория. Из него вылезло пьяно тело и, поддерживаемое водителем и охранником, пошло вверх по лестнице. Гришка надрался в стельку и что-то горланил заплетающимся языком. Ну и семейка! Как бы они тут все не спились. И ладно Гришка: ему заботиться ни о чём не надо. Но если Ольга Павловна слетит с катушек, на ком род будет держаться?

Побродив ещё какое-то время, я отправился домой.

Сон не помог. Наутро голова по-прежнему болела, и поэтому первое, что я сделал, после того, как принял вертикальное положение — выругался. Паша заглянул ко мне, поинтересовавшись, не желаю ли чего. Он справлялся об этом каждый день, хоть я и приказывал не тревожить меня по чём зря.

Утром, сразу после пробуждения, знатному человеку полагалось бриться, мыть физиономию, брызгаться духами, укладывать волосы, приводить в порядок ногти. Мужчины здесь порой наводили марафет похлеще барышень. Разумеется, делалось это всё при помощи личного слуги. Но я сразу расставил все точки над и, заявив своему оруженосцу и повергнув его тем самым в немалое изумление, что намерен совершать утренний туалет без постороннего участия. Паша до сих пор не привык к этому и постоянно старался чем-то услужить. У него даже начал складываться комплекс собственной бесполезности, ибо ему с детства внушили, что предназначение его — служить. А я и рад был помочь парню, но ощущался я себя неудобно, когда мне прислуживали, особенно в таких, можно сказать, интимных делах. Я тоже не привык ещё к своему нынешнему положению.

После завтрака Ольга, как и обещала, позвала меня на разговор в приёмную. На этот раз предложила присесть, да и общалась со мной уже значительно мягче.

— Ты подумал о моих словах? — спросила она. — Что решил?

— Если моя роль будет сводиться к тому, чтобы стращать рабочих, когда они чем-то недовольны, то давайте как-нибудь без меня, — ответил я.

— Ты уверен? Это твоё последнее слово? Семья предоставила тебе хорошие доходы, от тебя ничего не требуется, кроме сущих пустяков. А ты даже простейшую просьбу не желаешь исполнить? — удивилась Ольга Павловна.

— Проблема в характере этой просьбы. Подобными делами я заниматься не желаю ни за какие деньги. Точка.

— Ладно, твой выбор, — с упрёком в голосе произнесла боярыня. — Придётся ещё и это на себя брать. Как будто дел мало…

— Если позволите, я попробую разобраться с вопросом без применения силы, — предложил я.

— Я не дам ни копейки, и не позволю обирать наших верных отроков и дружинников.

— Я просто поговорю с рабочими.

— Поговоришь? Думаешь, разговора хватит, чтобы присмирить эту чернь? Разговоры приведут только к одному: они почуют нашу слабость.

— И всё же, позвольте попытаться.

— Ладно, так и быть, дам тебе шанс убедиться в тщетности твоей бредовой идеи. Иди, разговаривай.

— А ещё хочу предупредить, что я должен снова уехать на некоторое время. Я собираюсь найти Таню и вернуть её в поместье. Надеюсь управиться за четыре-пять дней.

— Да? — скептически посмотрела на меня Ольга Павловна. — И где же ты собираешься её искать?

— Подниму некоторые связи, выясню.

— И оставишь нас в столь трудные времена? Михаил, — боярыня осуждающе посмотрела на меня, — ты со своими девками совсем позабыл о семье. Это не дело. Служанок много, и ты за каждой вот так будешь бегать? От каждой голову терять? Тебе следует быть серьёзнее и начинать думать о будущем. А ты чем занят?

Я вздохнул. Не знал, как ей объяснить. У неё был совершенно иное мышление, совершенно другой взгляд на жизнь и людей, сформированный окружением. Смотрела она на меня, как на подростка, у которого куча причуд и который всё ещё требует воспитания. Но проблема-то как раз заключалась в том, что Птахины-Свирины не были для меня семьёй, не были теми близкими людьми, ради кого я бы и в огонь и воду полез. Просто работодатели — не более.