Витязь

— Вижу, свидание удалось, — пошутил Никонов, едва Павел с рассветом вернулся в свою палатку. Все существо Павла было до того переполнено чувствами счастья и любви, что он проигнорировал фразу подпоручика и начал молча стаскивать с себя сапоги, собираясь переодеться к построению. — Должно быть, Елизавета Андреевна, страстная штучка, раз ты явился только на рассвете.

Эта фраза показалась Павлу уже чересчур вызывающей и он, резко обернувшись к товарищу, возмущенно заметил:

— Я не советую вам, подпоручик, говорить о моей будущей жене в таком ключе.

— Ого! — присвистнул Никонов. — Неужели ты влюбился, Корнилов?

— Я не собираюсь это обсуждать, Сергей, — насупился Корнилов, совершенно не собираясь обсуждать свои чувства с подпоручиком и тем более компрометировать Лизу.

— Вот новость, — не унимался Никонов. — Десять лет мы с тобой по гарнизонам, да войнам и. впервые, я слышу, чтобы ты заговорил о женитьбе!

— Я хочу спокойно переодеться без твоих вопросов, Сергей Львович, — недовольно бросил Павел.

— А как же твои любимые фразы о том, что все женщины ветрены и что не родилась еще та, которая достойна тебя?

— Надобно полагать, родилась, — как то хмуро ответил Павел, натягивая на себя серые строевые рейтузы.

— Ага, ну, теперь, все ясно. Ты точно влюбился в эту светловолосую красотку с травянистыми глазами! Так и есть!

— Ну и что же? — насупился Корнилов, поворачиваясь к Никонову. Павел подумал о том, что он не просто влюбился в Лизу, а втрескался в нее на полную катушку, да так, что напрочь забыл о том, что идет война, что, возможно, сегодня его могут убить. А он ей говорил о женитьбе, словно хотел жить здесь и сейчас, не думая о страшном наступающем дне, который навечно мог разлучить их.

Российская империя, окрестности г. Полоцка

1812 год, Август

Смеркалось. Лиза проворно вышла из палатки, вытирая мокрые руки о передник. Всюду царил хаос. Раненых все привозили и привозили. Стоны, хрипы и ругань солдат и офицеров слышалась отовсюду. Несколько солдат, что вывозили раненых на телегах с территории военных действий, не покладая рук таскали немощных от телег до палаток.

Девушка казалось, что этот кровавый жуткий день никогда не кончится. Уже темнело, а бой, видимо, все не кончался. Далекие залпы орудий слышались даже здесь. Весь это долгий страшный день, Лиза в мрачном подавленном настроении, словно заведенная кукла, перевязывала раненых, носила воду, убирала кровавую одежду, ежечасно помогала доктору Ковалю держать больных на операциях, чтобы они не дергались. Кровавые раны, стоны раненых, искаженные болью лица, нескончаемые белые бинты слились в существе девушки в единое жуткое настоящее. Она выполняла все, что от нее требовалось, как можно проворнее и, стараясь не думать о том, что, в настоящий момент, там, в этой кровавой мясорубке находится Павел. Но, мысль о том, что он подвергается смертельной опасности, не давала ей покоя и она старалась всеми силами держаться, чтобы окончательно не сойти с ума от переживаний. В какой-то момент, она вышла с чистыми корпиями в сумке, направляясь опять к палатке, как вдруг увидела, что Аристарх Иванович осматривает одного из раненых гусар, устало сидевшего на бревне. В ту же секунду, узнав Федора Васильчикова, гусара из роты Корнилова, Лиза быстро подошла к нему и срывающимся от волнения голосом спросила:

— Федор Петрович, голубчик, скажите, где Павел Александрович, что с ним?

— Ротмистр Корнилов ранен, — глухо произнес Васильчиков. — Попал под перекрестный огонь у деревни. Он там, в той телеге…

Федор указал направление рукой. Лиза, едва не лишившись чувств, тотчас, бросилась к телеге с ранеными, которых только что привези с боевых позиций. Она сразу же отыскала Павла. Он лежал с краю, рядом с тяжело раненым солдатом. Неподвижное большое тело его, с залитым кровью ментиком, и обнаженной ногой в грязи и крови, а так же окровавленное лицо его, с закрытыми глазами и с плотно сжатыми от боли губами, привело Лизу в ужас.

— О Господи! Павлуша! — нервно воскликнула Лиза, склоняясь над ним. Павел открыл глаза, услышав ее вскрик, и чуть приподнялся на окровавленных руках. Поморщившись от дикой боли, которая вмиг пронзила все его тело от этого движения, он сильнее сжал зубы, чтобы не застонать. Его глаза остановились на обеспокоенном личике Лизы, что склонилась над ним.

— А вот и самая прекрасная сестра милосердия, — пошутил он и попытался улыбнуться ей. Но у него получилась только болезненная гримаса.

— Ложитесь, — испуганно воскликнула Лиза, видя, как от напряжения из раны на его виске, снова полилась кровь. Она, попыталась руками уложить его обратно на телегу, и Павел тяжело рухнул обратно на спину. — Где вы ранены? — лепетала она над ним, видя, что верх его груди весь в крови. Она осторожно стянула с молодого человека ментик и начала расстегивать его доломан. Стараясь держаться и не заплакать, она шептала над ним. — Павлуша, я сейчас…