Витязь

— Я буду молчать, и Арсеньев ничего не узнает, — продолжал Петр. — Прошу и вас сударь, дать мне слово дворянина, что вы не будете распространяться, при каких обстоятельствах вы познакомились с моей сестрой. И что состояли с ней в интимных отношениях. Тогда я забуду про свой долг — вызвать вас на дуэль.

— Значит, у нее есть муж… — как бы сам себе шептал тихо Павел, убрав взор от Николаева, словно пребывая в своих мыслях.

Николаев смотрел на Корнилова, который замер словно изваяние и ненормальным стеклянным взором смотрел перед собой. Павел явно не мог прийти в себя. И Петр отразил, как через миг, майор, наконец, отойдя от остолбенелого состояния, начал нервно теребить поводья коня и поднял на него глаза. Петр, похолодел, когда прочел в потемневшем взоре Корнилова убийственное пламя, леденящее кровь.

Сбоку от них неожиданно появился всадник. Корнет отдал честь и обратился к Павлу:

— Майор Корнилов, главнокомандующий свободен. Вы просили доложить.

— Благодарю, корнет, — сквозь зубы процедил Павел и натянул поводья, чтобы развернуть жеребца.

— Вы даете слово, что будете молчать, сударь? — выпалил громко Николаев, обращаясь к Павлу.

Корнилов стиснул зубы и Петр увидел, как на его лице заходили желваки.

— Я даю слово, поручик, — процедил Корнилов глухо и прочеканил. — И никого ничего не узнает…

Павел развернул коня и поскакал за корнетом.

— Где же я могу увидеть сестру? — окликнул его Петр.

Но Корнилов, явно, не слыша или не желая отвечать, словно вихрь помчался за корнетом, проигнорировав вопрос Николаева. Петр нахмурился, подумав о том, что, похоже, разозлил Корнилова, но злой колючий взгляд майора, не вызывал у Николаева желания более продолжать с ним разговор.

Доскакав до леса, Корнилов отправил корнета вперед, а сам остановился под высокими соснами, чувствуя, что в данный момент, он не в состоянии ехать к главнокомандующему на доклад. Мысли Павла путались, а его душу начал заполнять леденящий душу смерч. Бешенство, охватившее Павла, росло с каждой минутой. Он не понимал, как у Лизы мог быть муж, если она была невинна до него. Он сам смывал с ее бедер кровь. И все это не укладывалось у Корнилова в голове. Он не понимал, отчего она назвалась девичьей фамилией и скрыла от него свое замужество. Если бы он знал об этом, то он сразу же поставил бы перед собой препятствие и никогда бы не прикоснулся к ней. Это было невыносимо осознавать.

— У нее есть муж, — шептал он сам себе страшную горькую фразу, чувствуя, что нечто черное овладевает всем его существом. — Она никогда не будет моей… — прошептал он так тихо, что сам почти не расслышал своих слов.

У нее был муж. И она не хотела говорить о нем. Она скрывала правду от него. Вот почему она не дала ответа не его предложение о замужестве. Вот почему в последний раз она бросала странные фразы о том, что не время сейчас. Но отчего, она не остановила его порывов, отчего сразу не поставила между ними стену и позволила ему, словно мальчишке влюбиться в нее так безрассудно, если знала, что в дальнейшем между ними ничего не может быть?

Вдруг его осенило. Лиза была слишком красива и, наверное, принадлежала к тем женщинам, которые при наличии мужа, могут допустить интрижки и увлечения на стороне. Он прекрасно знал пару, тройку таких дам при дворе. Она вовсе не сопротивлялась, когда он первый раз поцеловал ее. Нет, она сама говорила о его силе и целовала ему руки. Мало того, она сама пришла тогда к реке и отдавалась ему с такой горячностью и страстью, словно он был единственным мужчиной в ее жизни. Так, по крайней мере, казалось Павлу. Но он был не единственным.

От этих мыслей Корнилов обезумел. Она играла с ним. Конечно же, она думала только о себе, о каких-то своих тайных желаниях, совершенно не заботясь о том, что он будет страдать, узнав всю жестокую правду. Она принадлежала другому мужчине. И он, Павел, никогда уже не сможет обладать ею, назвать ее своей женой, любить ее, как он хотел. Лишь ее, он хотел назвать единственной, лишь ее образ нынче заполнял все его сердце, лишь на ее имя его существо отзывалось любовью. Чувство, что его сердце, вот-вот, разорвется от боли, стало новым для него. Корнилову показалась, что рухнуло небо, а трава стала красной от крови и ее лжи. Дикая черная ревность завладела его существом. Она, его ласточка, которая была так нежна, так прекрасна и так чиста, сейчас, оказалась совершенно не такой, как он предполагал ранее.

В следующий миг, Павел яростно ударил плеткой по крупу коня. Тот взвыл и рванул с места.