Сработало! Русалка отпустила одну руку, видимо, желая перехватиться поудобнее. Пошёл! Правая рука Акелы обхватила сзади шею русалки, пригибая её на себя. Освободившаяся левая, тем временем, змеёй скользнула ей под горло, пальцами намертво вцепившись в нижнюю челюсть, а локтем упёрлась в висок, скручивая голову по оси. Тренер, показывая этот приём, рассказывал, что так японцы во время войны снимали наших часовых. Наяда рванулась, выгибаясь. Стальные пальцы вцепились в руки, пытаясь разжать мёртвую хватку. Поздно...
Шейные позвонки хрустнули и голова откинулась назад, как у сломанной марионетки. Мельтешили яркие круги перед глазами, в ушах надрывался набат. Последним усилием Акела оттолкнул обмякшее тело и сделал гребок вверх...
...Открыв глаза, он увидел верхушки сосен на фоне бледно-голубого неба и два каких-то расплывчатых пятна. Постепенно, словно кто-то наводил фокус, пятна превратились в лица Васьки и Финогеныча. Акела вздохнул, грудь отозвалась резкой болью и кашлем. Тело ломило, словно избитое палками.
--Твою же мать! - пробился в сознание хриплый голосина лешего, - что ж вы, ровно дети малые! Лезете, не знаючи куда!
--Финогеныч, не лайся, - попросил Акела и подивился вышедшему из горла сипу. Перевернулся на бок, кашлянул, выплюнув воду с тиной, повторил тихо, - чего орёшь? Откуда мне знать про русалок? У нас же их нет, перевелись давно.
--Да гребёна шиш, едрёна корень! - в сердцах всплеснул ручищами лесовик, - да ведь душегубки они! Утащила бы тебя и забавлялась бы похабно! До той поры, покуда бы ты совсем не распух и не развалился бы.
--Во, некрофилки, значит, - хмыкнул Соловей, - Борисыч, теперь мой козырь выше. На меня хоть бабы с нормальной половой ориентацией посягали.
--Пошёл бы ты, - беззлобно огрызнулся Акела. Тело сотрясал озноб, лёгкие горели.
--Как ты хоть вырваться доумился? - уже спокойнее спросил леший, - от их хватки, говорят, спасенья нет.
--Наколка - друг чекиста, - усмехнулся Акела, - плюс джиу-джитсу. Нас без хрена не сожрёшь.
--Думаешь, она бы его оставила? - серьёзно спросил Васька.
--Кто тут чего ест? И без меня? - раздался за спиной густой бас.
--Дорин!
--Так что тут стряслось? Акела, ты что, в одежде купался?
--Погоди, - отмахнулся тот, стягивая мокрые штаны, - сейчас в сухое переоденусь, а то простыну и все дела тогда насмарку пойдут.
Натянув на себя запасную одёжу, он развесил мокрое на кустах и, вернувшись, снова присел у костра. Его всё ещё познабливало, клоня в сон от слабости -- воды нахватался порядочно. Гном накинул ему на плечи свой меховой плащ. Полкружки самогона из аварийного запаса вернули Витязя к жизни окончательно. Веки стали тяжёлыми, словно их залили свинцом, по телу разливались волны тепла...
"...Под ковром-самолётом
О чём-то поёт,
Зелёное море тайги..."
Под эту ненаписанную песню ковёр уже скользил, приближая темнеющие на склоне фигурки. Их уже можно было узнать. Вот кряжистая фигура Толстого, это Барс, а это... Мать честная, гоблин! Акела покосился на гнома с Берендеем - их напряжённо-безразличные лица ничего хорошего не сулили. Похоже, все его разговоры о великой общей цели и "мире-дружбе-жвачке" прошли впустую. "Суха теория, мой друг..." И как выкручиваться прикажете?
Ковёр-самолёт мягко опустился на землю. Уф-ф, пора ножки резвы поразмять. А заодно и встать так, чтобы между Царём и орком оказаться. Да и Дорин, хоть и согласился вроде в конце-концов с доводами разума, ведь гномы - народ, в общем-то, более прагматичный, хотя и более упрямый. но как он себя поведёт на данном отрезке всей этой истории?
...Царь Берендей вышел из чащи к их биваку в тот же день, как Акела свёл знакомство с русалкой, под вечер. Когда в ходе обсуждения Акела заикнулся о том, что в операции будет участвовать ещё и гоблин, тут-то и началось! Берендей, высокомерно задрав подбородок, поинтересовался, -- не шутка ли это? Дорин, не успевший проглотить кусок пирога, долго, побагровев, откашливался, а потом свирепо спросил - не с ума ли они спятили, связаться с поганым орком? Семь потов сошло с Акелы, пока убедил, с грехом пополам, что времена уже стали меняться. Язык смозолил, напоминая, что отношения уже иные, что всё устоявшееся уже трещит по швам и шатается.
Гнома, более или менее, убедило, что Уррак, рискуя своей жизнью, спас Славку от верной гибели. Толстого Дорин уважал за силу и деловитую хозяйственность. Хотя он и крутил с сомнением головой, но Акеле не верить не мог. Царь, оставшись в одиночестве, хотя и под сочувственным взглядом лесовика, высокомерно объявил, что ради дружбы готов терпеть присутствие орка, но не более того. Как говорится, спасибо и на этом.
Но сейчас, глядя на их окаменевшие лица, Акелу вновь стали терзать нешуточные сомнения. А что делать прикажете? Назвался груздем.... Впрочем, пока что друзья держали данное слово. Уррака они подчёркнуто игнорировали. К чести его сказать, он к этому отнёсся совершенно индифферентно - сидел по-турецки чуть в стороне, положив на колени огромную секиру, и глядел на всё происходящее с абсолютно отсутствующим видом.