Витязь. Тенета тьмы

— Да. Я чувствую теперь, — проговорил звездный воитель, снова затягиваясь. — Я чувствую. Все стало странным, союзник. Столько информации. Вкус, запах. Цвет. Будто я слышу голос каждого в этом войске. Слишком много. Так и должно быть?

— Должно. Но и мне нынче многое странно, Мастер Войны. У меня теперь есть сын… и я не могу всецело посвящать себя бою, так как все время слышу биение его сердца, словно связанного с моим.

Повелитель Морума не ответил.

— Я жил тысячи лет, союзник, — медленно говорил Тайтингиль, тщательно подбирая слова. — Тысячи лет… Моя эльфийская женщина погибла, едва я узнал ее. И вот… у меня сын. Это похоже на то, как ты чувствуешь теперь — все иное, союзник. Сын…

— Тебе не придется убивать его, — хрипло сказал инопланетянин. Его белые глаза слегка светились во тьме, подсвеченное огоньком самокрутки тонкое лицо казалось зловещим. — Их. А мне надо убить всех. Каждого.

Он спрыгнул со своего шестка и пошел по зыбучему сену, еле слышно шелестя подолом о злые травы Морума.

— У йертайан мужчины занимаются с детьми, — сказал он, не глядя на эльфа. — Так принято; матери воюют. Завтра я пойду убивать своих детей, союзник. Пусть тебе никогда не придется даже думать о таком.

— Ты же, Димка, не обессудь, — выговаривала Маруся. — Я тут вон чего вижу. Место хорошее, хоть и бесхозным долго было. Воду подведем. Отсюда и подведем, эльфы вон сейчас себе источник открыли, и он течет себе, течет. Подраскопаем, если что: жить можно. И еще попрошу их воды поискать, уже снаружи. Тогда и земля в дело годиться будет. — Маруся потерла в широкой ладошке прах унылого морумского грунта. — Ты не смотри, что верхушка испепеленная, она родить станет, точно скажу. Плугами перевернуть, быкоглавов приспособлю. Народец отмыть, научить уму-разуму. Я смогу, точно тебе говорю! Это мне в Чопе… в Малиновой Варраке было не развернуться. Да и Мурбук… положительный вполне… щедрый. А за разбой получит. За то, что полез на тебя.

Котик, вспомнив стычку с Мурбуком, поежился. Он не знал, что сказать, — Маруся, Маррусенька, такая теплая и щедрая телом, ненасытная северная баба, словно обточилась тут душой. Обточилась так, что он сам теперь не вщелкивался в пазы ее жизненных установок.

— Я же н-не мешаю, н-ну…

А все равно было обидно.

— Уйдете отсюдова, — продолжала Маруся, — я тут на хозяйстве буду. С Мастером уж уговорилась. Оставит он мне инвалидов прошлых войн и немного из тех, кто помельче. Я-то сначала хотела кого половчей выбрать… не дал. Но и с этими отскребем тутошнее Темное Сердце так, что снова забьется. Отсидимся, пока вы пауков перебьете. В сокровищнице… инвентаризацию… у меня не забалуешь.

— М-маруся…

— А тебе спасибо. — Маруся потянулась, обняла жаркими руками широкие орочьи плечи и алкогольно поцеловала прямо поверх клыков. — Я же за тобой сюда пошла, дурень ты эдакий. Увидела вас троих… Пашку тогда вот, на озере… корабль. И поняла, что не сидеть мне больше в своем Приполярье. Вот не сидеть и все. Взяла ведро груздей — и в город. Там на твоей хате Алинку встретила.

Котяра представил, как это могло быть, и заулыбался.

— Мар-руся — королева ор-рков, — сказал он.

— А что? — решительно сказала Маруся. — Хоть и орков, а все ж королева! Я им тут устрою… принципы социалистического реализма… сухой закон, явку по петухам. Кто не явился — тот драит плац зубной щеткой.

— Сначала расскажи им, что такое зубные щетки, — чуть грустно муркнул Котик.

— И эльфу тому спасибо увечному. Так отходил Мурбука, когда он на тебя полез, что в бой он теперь не годен. Останется орчина при мне. Стало быть, война его не сожрет. А то не хотелось бы, как бабка, — добавила Маруся. — Как поженились они в сороковом, так и сгинул он в сорок первом. Буду думать. У кого зерна попросить, у кого воды. Тут то сушь да пепелище, то топь вонючая. Не страна, а кошмар. Но ведь и не такие целины поднимали, а, Димка?

— Ты поднимешь, — горячо согласился Котик и ринулся было лобызнуть еще раз — но Маруся отодвинула его и встала.

— Ладно. Хорошо тут с тобой посидеть было, да дела у меня. Шарится там по комнатке один такой… — Маруся показала руками маленькое, широкое. — Камешки выковыривает. Нехорошо это. Пойду поговорю по-дружески. Евреи мне еще в Москве не показались…

— Тр-рорин это, — улыбнулся Котов. — Двер-рг.

— Да хоть Толян, хоть Колян. Надо кармашки потрясти да спать выставить. И ты ложись. С утра эльфы и орки в бой, я останусь с бабами тут, а Мастер с Алинкой на дирижабле, — выговорила Маруся. — Отдыхай, городской. Спать надо. И это… оружие себе подбери. А то вон… поколотили тебя.

Котик проводил шагренево-серебряную фигуру Маруси… и с томным вздохом уставился на звезды. Было и досадно, и телесно голодно, и свободно в то же время.

Тайтингиль твердо вознамерился идти к звездам. Что же, теперь — с ним. До последнего. До самого последнего паука.

Изломанная тень, которая притаилась в камнях, подкралась ближе.