Витязь в овечьей шкуре

– Ну, вы вообще, Андрей Алексеевич! – возмутилась Наташа. – То в кабинет стучали, а то в спальню без стука влетаете.

– Да ладно вам, – отмахнулся тот. – Что я тут у вас могу увидеть особенного? Ваше голое тело? Ну, даже если увижу – без чувств не упаду.

– Не зарекайтесь, – ехидно заметила Наташа и снова поднесла трубку к уху. – Алло, ты меня слушаешь?

– Что это у вас за странные отношения? – тотчас же спросила потрясенная Ольга. – В жизни никогда не слышала, чтобы так разговаривали с человеком, к которому нанялись на работу. В конце концов, я руковожу агентством по трудоустройству, которое несет за тебя ответственность как за работника!

– Успокойся, он не станет жаловаться.

– Ты уверена?

– На все сто. Ты, главное, одежду мне привези. И туалетную воду. И лак для ногтей.

– Что ты меня учишь? – хмыкнула Ольга. – Мне достаточно было послушать вашу беседу, чтобы сообразить, что надо привезти.

– Кстати, Ольга, скажи своей любимой сестре, что она большая, набитая соломой дура. И, будь любезна, не смягчай эпитетов.

– Я забыла тебя предупредить, – пробормотала Ольга. – А что, этот шут гороховый уже появлялся?

– Еще как появлялся! Вы вообще – спрятали меня, называется! А потом всем, кому не лень, даете мой адрес. Выходит, за Ерискиным слежка была. И это вы меня рассекретили с Ксюшей.

Ольга долго ныла и извинялась, прежде чем положить трубку.

Наташа отказалась от завтрака, взяв с собой чашку чаю. Уж сегодня-то она потрудилась на славу! Злость на Покровского оказалась отличным стимулом для ударной работы. На обед он позвал ее сам, внимательно оглядев папки, перекочевавшие из одной стопки в другую.

– Как вы думаете, – спросил он, – сколько времени потребуется на то, чтобы привести архив в божеский вид?

– Я постараюсь все сделать побыстрее, – холодно ответила Наташа, поднося вилку ко рту.

На Генриха она старалась не смотреть, потому что видела в его поведении явные признаки волнения, что ее не просто настораживало – пугало. Версия с бесстыдными фотографиями казалась ей самой удобоваримой. А там – кто его знает? Эти чертовы ноги под кроватью не давали ей покоя.

Азор, которого выпускали погулять, а потом снова затащили внутрь, повсюду бегал и цокал когтями. В какой-то момент они с собакой остались в доме одни – Генрих о чем-то спорил с садовником возле беседки, Марина с Валерой отправились прогуляться, а Покровский засел в гараже и чем-то там стучал. Наташа встала размять спину и вышла в холл, сладко потягиваясь. Потом вспомнила про нож и подумала – на месте ли он? Хорошо ли она его спрятала?

На всякий случай она решила это проверить и отправилась на второй этаж. Азор побежал следом, вырвался вперед, резко свернул вправо и боднул головой дверь комнаты Генриха. Ворвался внутрь, промчался вихрем по помещению и выскочил. По дороге что-то такое уронил, и это что-то с грохотом повалилось на пол.

– Балда такая! – попеняла ему Наташа и засунула голову в комнату.

На полу валялись сброшенные псом вещи, которые Генрих, по-видимому, достал из комода. Ящики комода были открыты, а вещи лежали повсюду, в том числе и на стульях. Наташа двумя руками стала собирать все, что оказалось на полу. В том числе там была довольно большая шкатулка, из которой вывалились фотография и письмо. На снимке была изображена довольно молодая женщина с прелестными ямочками на щеках и задорным взглядом. Наташа повернула фотографию обратной стороной и прочитала: «Дорогому Генриху на память, Мария».

Значит, это его жена – та, что не справилась с управлением машины и разбилась на дороге. Надо же – она моложе Генриха, и намного! Бумага, на которой было написано письмо, на уголках пожелтела, выходит, этому письму тоже не день и не два.

Наташа не собиралась читать письмо, она только кинула на него взгляд и немедленно зацепилась им за слова: «В моей смерти прошу никого не винить». Господи боже! Неужели жена Генриха покончила с собой?! Наташа торопливо развернула бумагу и начала лихорадочно шарить глазами по строчкам. «Я делаю это, потому что не могу больше жить во лжи... Я люблю не своего мужа, а другого мужчину. Люблю давно и безнадежно. Если у меня все получится и я отойду в мир иной, расскажите Андрею, как я его любила...»

«Черт знает что такое! – про себя возмутилась Наташа и очень быстро спрятала бумаги в шкатулку. Захлопнула ее, положила на стул и быстро вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. – Невероятно! Немыслимо! Жена Генриха беззаветно любила Покровского и из-за него покончила с собой! Направила машину в дерево или в ограждение. А Генрих после этого продолжает спокойно трудиться в его доме. Что эти странные люди себе думают? Что они чувствуют?!»

Интересно, знает ли об этом письме сам Покровский? Если знает, то как он с этим живет, каждый день встречаясь с Генрихом и отдавая ему распоряжения? До вечера Наташа ломала голову, но потом ей пришлось переключиться на дела текущие. Необходимо было следить за временем, чтобы ничего не прозевать.