Витязь в тигровой шкуре

Этот замысел царевны
Мне, безумцу, полюбился.
Хорезмиец был в дороге.
Дух во мне воспламенился!
Обезумевший от горя
Не боится правой мести,
И с царевичем покончить
Обещался я невесте.

На прощание царевна
Подарила мне запястье.
Ах, зачем живу я ныне,
Позабыв былое счастье!
Я чалмой ее окутал.
Нити искрами светили,
Словно были из металла,
Прокаленного в горниле».

Тариэл умолк, печальный,
И запястье золотое
Целовал, как исступленный,
И ему внимали двое.
Потеряв надежду в жизни,
Он оплакивал потерю
И в тоске нечеловечьей
Стал, увы, подобен зверю.

Сказание седьмое. О том, как Тариэл убил хорезмийского царевича

День настал – жених приехал,
Окруженный пышной свитой.
Вместе с ним отряд придворных
Прибыл, в битвах знаменитый.
Мы встречали хорезмийцев
С драгоценными дарами.
Войско выстроилось в поле
Бесконечными рядами.

Чтобы отдыху предаться
Мог царевич благородный,
Мы на площади воздвигли
Для него шатер походный.
Был из красного атласа
Тот шатер, где все свершилось…
Гость вошел в него, и войско
Вкруг шатра расположилось.

В полночь улицей безлюдной
Ехал я домой устало.
Вдруг слуга письмо мне подал.
«Торопись! – Асмат писала. –
Та, которая подобна
Драгоценному алоэ,
Ждет тебя…» И я помчался
И вошел в ее покои.

Я предстал перед царевной.
Вижу – сумрачная ликом,
На меня царевна смотрит
В нетерпении великом.
«Что ты ждешь? – она сказала.
Час сраженья наступил.
Или лгать ты мне задумал?
Или вновь меня забыл?»

Уязвленный прямо в сердце,
Отвернулся я, тоскуя:
Неужели, связан клятвой,
Позабыть ее могу я?
Разве воинская доблесть
Изменила нынче мне,
Чтобы деве приходилось
Понуждать меня к войне?

Тут я бросился к отрядам
И сказал: «Готовьтесь к бою!»
Оседлав коней, на площадь
Полетели мы стрелою.
Хорезмийцы крепко спали.
Я прокрался мимо них
И разрезал ткань палатки,
Где покоился жених.

Я схватил его за ноги
И о столб шатра с размаха
Головой его ударил.
Стражи вскрикнули от страха,
Поднялась вокруг тревога,
Но вскочил я на коня,
Поскакал я, и погоня
Не смогла догнать меня.

В некий замок укрепленный
От погони я укрылся.
Ночь прошла, и на рассвете
От царя посол явился.
Царь писал мне: «Бог свидетель,
Я взрастил тебя, как сына.
Ныне я в тоске и горе –
Ты один тому причина.

Ах, зачем мой дом, безумец,
Запятнал ты этой кровью!
Если дочь мою желал ты,
Если к ней пылал любовью,
Почему ты не открылся
Мне, родителю невесты,
Но дошел до преступленья
И, свершив его, исчез ты?»

«Царь, – ответил я владыке, –
Я выносливей металла:
Не сгорел в огне стыда я,
Огорчив тебя немало.
Но, чтоб суд твой справедливо
Совершился надо мной,
Знай: не думал добиваться
Я царевны молодой.