— Сын боярский[32]
Мишка заезжал ко мне давеча. Проведать, и провизию подвез… — брат Феофан поглядел на торбу с пшеном, потом поглядел в котелок и осторожно перемешал густеющее варево. — Он и сказывал, мол, лесной люд совсем с ума сбрендил. Целый отряд кнехтов вырезали у Заячьего ручья. Причем когда немцы еще только за добычей шли. Я еще подумал: с чего бы это разбойникам задарма геройствовать? А теперь понимаю так, что это тот, о ком вы сказываете, оборонялся. И если жив он, стало быть, там, в глухомани и прячется. Перейти через ручей смог, а обратно уже сил не хватило.— Знаю я те места, — согласился Митрофан. — Не раз с братьями за черникой хаживали. По эту сторону сушь, а воду перешагнешь, такие хляби разверзнутся — здоровому не под силу. Куда уж раненому совладать.
— Это хорошо, что знаешь, — повеселел отшельник. — Значит, разделимся. Поутру я с вашими новостями в обитель пойду, а вы ступайте на Заячий ручей. Успеете гонца живого найти — Божья на то милость. Нет — реликвию ищите. Мощи святого Артемия Антиохского не должны сгнить в болоте, как какая-то падаль. И ежели сыщете, то идите в монастырь смело. За такое деяние многие грехи отпустятся. Можете не сомневаться. Я вас там и ждать буду. Не сыщете — тоже не прячьтесь. Вы немцу спрос чинили, вам и князю его слова толковать.
— Далеко до ручья-то?
— Если с рассветом выйти, к обеду будете.
— Понятно… — я встал и потянулся. — Тогда чего ждем? Если гонец жив еще, для него каждая минута последней стать может. А мы брюхо набьем и спать до утра завалимся? Вставай, Митрий, зимой отоспишься. Тогда и перина мягче, и ночи длиннее.
Отшельник не стал меня отговаривать, видимо, сообразил, что такому великану в самом деле, что ночь на дворе, что день — без разницы. Кого опасаться? Но на котелок все же указал.
— Поспела каша… Без Божьего соизволения не помрет, а вам подкрепиться не помешает. Особенно тебе, Степан. Большому телу много пищи надо. Кстати… — словно вспомнил, чуть громче произнес отшельник. — Если хочешь, могу снова тебя обычным сделать. Личина Мары сильна еще. Держится. Я, правда, в белом ведовстве не силен, и обновить ее полностью не сумею, но пару месяцев еще продержится. До Рождества так уж наверняка.
Заманчивое предложение. Будь неподалеку Чичка, я бы и раздумывать не стал. Хотя, если честно, начал уже привыкать к суперменству.
— Спасибо, брат Феофан, пусть все будет, как есть. Не зря же мне такое обличив дадено? Значит, есть в том высшая надобность. Да и мне по лесам да болотам тутошним сподручнее. Идти и то шаг за два… И от разбойного люду обороняться. Ежели доведется.
— Может, оно и так, — не возразил отшельник. — Пути Господни неисповедимы. Тогда ешьте и ступайте с Богом. А я на всенощную встану. Пускай молитва преумножит ваши силы. О… — брат Феофан плеснул себя по лбу, а потом перекрестился. — Ну, что ты будешь делать? Совсем голова дырявая сделалась. Весточку своим, в замок фон Шварцрегена послать не хочешь?
— Весточку? — от неожиданного предложения я даже чуток растерялся. Вот уж действительно, самые простые вещи не приходят в голову. Опять заигрался и перестал воспринимать мир как реальность. А когда думать, если все время куда-то бежать приходится, да по головам стучать.
— Хорошо бы… Если забыли обо мне — не помешает. А помнят и волнуются — извещение в радость им будет. Только путь до замка не близкий, небось, брат Феофан? — задал я заодно еще один, не дающий мне покоя вопрос.
— Как посмотреть. Не ближний хутор, но и не особенно далече, — пожал плечами тот. — Конный по мощеным дорогам за летний день доберется, а пеший гонец — тайными тропами — и того быстрее. Я уж не говорю о почтовых глубях, да только вряд ли в монастыре найдется такой, что в Западную Гать путь знает.
— А Радужным Переходом? — вспомнил я о портале.
— То бесовское порождение и соблазн, — перекрестился тот. — Иисус Христос пешком ходил, стало быть, и нам, смиренным рабам Божьим, не престало. Тело это свечение перемещает, а что тем временем с душой происходит, никому не ведомо!
Вот как, портал бесы, значит, строили. Видимо, поэтому меня в него и не пускают. Как исполняющего обязанности архангела. Шутили мы так однажды с Круглеем. И тем не менее очередной пробой пространства имел место. Поскольку за час-полтора даже очень торопливой «прогулки» я никак не мог больше пяти километров пройти, а как оказалось — отмахал пятьдесят поприщ, не меньше. Но все же не к черту на рога забросило, а остался в прежней реальности. И это радует.