Витязь Железный Бивень

Рахе и Мыце необходимость вставать и куда-то идти пришлась по вкусу еще меньше, чем недавно самому охотнику. Только-только закончили свою беготню, только-только присели передохнуть – и на тебе! Если бы звал один Торк, они очень долго разъясняли бы ему, друг другу и всем, кто слышит, возмутительность такого его поведения (при этом, естественно, и не подумав стронуться с места). Но ослушаться Гуфу женщины поопасались, а потому все-таки отправились на зов – впрочем, без особой спешки и не молча. С их появлением в темном и гулком переходе затеялся вовсе ни с чем не сообразный галдеж. Торк, кажется, пытался что-то втолковывать про готовую треснуть стену водосборной каморы и про запасы, которые нужно пересмотреть и как-то там перебрать, чтоб в случае чего не промокли, но его объяснения тонули в женском негодовании. Перебранка постепенно отдалялась. «Там до утра всего не переделать!» – «А я вам уже не помощник?!» – «И Свистоухи, и Смутные, и Хон каких-то плохих видал…» – «А я вам уже не охрана?!»

Леф слушал, грыз ногти, вздыхал, а потом встал, подошел к Ларде и тихонько присел рядом. Та словно и не заметила. Они просидели так довольно долго, и парень совсем уже решил, что нужно или самому заговорить, или убираться спать. Но Ларда вдруг спросила:

– Почему ты не с ними?

– Потому что я с тобой хочу… – Это получилось у него глуповато и просто, как мог бы сказать прежний и вроде бы не такой уж давний Леф – до увечья и до похода за Мглу. Хотя тот, прежний, наверняка стал бы дознаваться, про которых «их» спрошено, или ляпнул бы вовсе глупое: не позвали, мол, вот и сижу с тобой.

– Так ты ничего и не рассказал о тамошней жизни, – тем же скучным голосом выговорила девчонка. – Ты зря, всем же хочется знать…

– А мне не хочется. Я, может, только того и хочу, что забыть. Плохо там, хуже, чем здесь. Тебе даже невдомек, как это плохо, когда почти ничего нельзя и все время страшно.

Ларда впервые обернулась к нему, и в ее запавших глазах Леф с радостью увидел удивление и интерес.

– Как это – нельзя и все время страшно? Почему страшно? Чего нельзя?

– Да так. – Леф замялся. – Долго объяснять. Страшно, наверное, потому что тамошние Истовые уже давным-давно все под себя подмяли. Ты прости, не хочется мне об этом сейчас.

Ларда опять потупилась.

– Ну тогда про эту свою Рюни расскажи, – с видимым усилием выдавила она.

– Она не моя.

– Врешь. Я-то понимаю, не слепая ведь и не такая глупая, как кажусь. Ты без нее не сможешь.

– Я не могу без тебя. И не смогу. Никогда.

Парень не обманывал ни ее, ни себя; эти слова были истинной правдой, только не всей. Ровно половиной правды были они, слова эти. Безжалостное понимание того, что, оказывается, можно чувствовать такое сразу к обеим; что рано или поздно придется выбрать один из берегов трижды проклятого Тумана – то есть выбрать из двух одну и вечную тоску по другой – от этого хотелось захлебнуться тягучим пронзительным воем, как захлебывался когда-то своими неведомыми песьими горестями мохнатый Торков Цо-цо. Если бы Ларда догадалась помочь, если бы она хоть единым словом, хоть взглядом попросила остаться! Прямо теперь же, ну помоги, что тебе стоит?!

Нет, девчонка попросила (верней – потребовала) вовсе другого:

– Поклянись.

Но не успел парень не то что рта приоткрыть, а даже понять, в чем именно он должен клясться, как ледяные тонкие пальцы прижались к его губам:

– Не так. Не словами.

Сгинули без следа понурость и вялость; девчонку трясло, будто бы начинался у нее припадок болотной хвори – так трясло, что аж зубы прицокивали. Всякой бывала Торкова дочка – Лефу случалось видеть и ее злость, и отчаяние, и даже страх – вот только такой Ларды он еще никогда не видел. И до парня дошло наконец, что вовсе не клятвы она требует. Не клятвы, а доказательства. Решилась-таки на совершенно немыслимое, на «всем глупостям глупость» – удержать решилась. Помочь. Ему и себе. Ох, не через край ли такая помощь?

– Ну, чего мнешься? – Ларда уже стояла на коленях, и ее глаза, провалившиеся влажным бездонным мраком расширенных зрачков, оказались совсем близко от побелевшего Лефова лица. – Оробел, что ли, ты, Витязь? Зря! Сюда еще долго никто не придет, они не узнают. Или…

Девчонка подавилась этим «или», но даже решись она продолжать, Леф не позволил бы, оборвал, помешал. Зря, зря старую Гуфу считают единственной ведуньей здешнего Мира, и напрасно Истовые так кичатся своим непонятным могуществом. Ни Гуфино ведовство, ни колдовство серых мудрецов наверняка не совладали бы с властной силой лихорадочных глаз девчонки-охотницы из маленькой горной общины. Стоило только увидеть, как очажные блики дрогнули и заискрились на готовых сорваться с ее ресниц тяжелых прозрачных каплях, – и все. Все. Затянуло. Не вырваться. Ну и слава судьбе!

А пальцы, не дожидаясь приказов цепенеющего рассудка, уже торопливо гладят вздрагивающее Лардино плечо, волосы, напряженно выгнувшуюся шею; потом спускаются ниже и непростительно долго путаются в досадных помехах казавшихся такими простыми застежек…