Тудор глянул выше. На вершине обрыва стояли три лучника. Быстро, одна за другой, они пускали стрелы вниз, и каждая находила цель. Узкие, бронебойные наконечники рвали кольца брони, проникали между железными пластинами куяков, пробивали насквозь незащищенные бармицами шеи, кололи руки и ноги степняков. Осознав новую опасность, половцы завертелись на лугу, пытаясь прикрыться щитами сразу от всех, но тем самым только сделали себя еще более уязвимыми. Лучники у выхода на пойму и лучники на вершине обрыва без роздыха натягивали тетивы и спускали их. Но все равно два десятка степняков, отчаянно вопя, накатились на жидкую преграду у выхода к лугу, но бой получился скоротечным. Заметив подскакавшую к реке сотню Тудора, нападавшие в смятении отпрянули назад.
Сотня Тудора молча смотрела, как стрелы разят степняков, в панике мечущихся по усеянному телами треугольнику поймы. Несколько воев Тудора в запале выстрелили через реку, но воевода прикрикнул — могли задеть своих.
— Почему половцы не стреляют? — воскликнул Олег, в нетерпении ерзая в седле рядом с воеводой.
— Луки остались при конях, — пояснил Тудор. — Не подумали, что на стане понадобятся. Ежели и были у кого, так тех первыми стрелили. Все оглядел, все продумал. Ах, молодец!
Высокий воин в серебристой броне, командовавший десяткой отважных, словно услышал его слова, обернулся и приветственно помахал рукой. Затем что-то приказал своим. Те подняли щиты и мерным шагом двинулись на оставшихся в живых степняков. Лучники неотступно следовали позади, мгновенно пуская стрелы в тех половцев, кто решился выглянуть из-за щита или нечаянно открылся противнику.
— Я иду к ним!
Княжич пришпорил своего коня, и тот сиганул в реку с невысокого берега. Уже в воде Олег высвободил ноги из стремян, поплыл, держась за конскую шею.
— Броня же на нем! Утопнет! — в сердцах воскликнул Тудор. Сделав знак сотне оставаться на берегу, он дал шпоры своей кобылке. Через мгновение уже плыл держась за повод и сердито отплывая воду.
Течение снесло всадников к отмели у самого края обрыва, там они и выбрались из реки. Вода струилась по их мокрой броне, ручьями сбегала на сапоги. Но оба предводителя, не обращая на это внимания, вскочили в седла и бодрой рысью двинулись к лугу.
Битва заканчивалась. С десяток уцелевших в бойне половцев стояли, прижавшись спинами к обрыву, где их не могли достать стрелы сверху, наглухо загородившись щитами. Русские вои, держа копья наперевес, замерли, готовые в любую минуту броситься на врага. Но приказа такого не последовало.
— Скажи им, Василько, чтобы сдавались, — сказал воевода в блестящей броне. — Обещай: все будут живы, а после войны вернутся в Поле.
— К чему нам их столько, Вольга? — возразил один из копейщиков, оборачиваясь. — Хватит одного «языка».
— Видишь: напуганы до смерти! — засмеялся Вольга. — Биться будут до последнего. Зачем нам свои головы класть, Микула? Да и полон нужен, менять на наших после войны. Говори, Василько!
Лучник, совсем еще мальчишка, с суровым не по годам лицом, прокричал по-кипчакски. Из-за щитов ответили.
— Сдадутся, если побожимся не убивать, — перевел Василько.
— Еще божиться им! — заворчал Микула, втыкая копье шипом на тупом конце в землю и беря в руки дубину. — Счас я…
— Стоять! — свирепо крикнул Вольга. — Прибью! Опустить луки! Василько, переводи: божусь…
Он вышел перед строем своих воев и медленно перекрестился. Тут же один степняков бросил щит, за ним другой, третий… Вои Вольги, отложив щиты, принялись вязать полонных. Микула, недовольный, взвалил на плечо дубину и пошел по усеянному телами лугу. Время от времени он останавливался, трогал сраженного половца ногой. Если тот подавал признаки жизни, взмахивал дубиной. Отчаянный крик, глухой удар…
— У Микулы половцы семью вырезали, — сказал Вольга подъехавшим Олегу и Тудору. — Пусть отведет душу. Вы кто будете?
— Ведем в Путивль подмогу, — ответил Тудор, с любопытством разглядывая высокого воеводу. — Здоров ты воевать, боярин! Много поганых побил?
— Не считал еще, — пожал плечами Вольга. — Главное, что свои живы. Трое только поранены.
Он хотел еще что-то сказать, но осекся, глядя в сторону. Микула вел к ним человека в изорванной одежде, без брони. Лицо его все в синяках и крови, руки крепко стянуты позади ремешком. Человек пошатывался, но шел.
— Говорит, что русский, — сказал Микула подведя полонного ближе. — Спросите. Но если он с ними, — он угрожающе поднял дубину.
— Я Олекса, сотский князя Владимира Переяславского, — торопливо сказал пленник, с опаской поглядывая на Микулу. — Мы стояли в Римове.
— В полон к поганым как попал? — спросил Тудор, подъезжая ближе. Олекса сокрушенно глянул на него снизу вверх:
— Взяли Римов половцы…