Витиеватые линии (СИ)

Алек повторяет себе раз за разом, что ему все равно. На нее. На тех, с кем она проводит время. На тех, с кем целуется и под кем стонет ночами. Все равно, безразличие по венам-артериям-жилам не разливается, сколько бы раз он ни повторял себе это. Что мысленно, что вслух — все бесполезно. Безразличие его — фикция. У Изабель взгляд проницательно-понимающий; переубеждать, что не безразлична ему, не стремится.

11. Рок

У них судьба дрянная. Кровь прожжено-гнойная, шипящая и разъедающая кислотой плоть. Они обречены, мыслями об этом отравляют собственное сознание. «Прошу, не отпускай» тихим шепотом в кожу, «не отпущу» — обещанием в густые черные волосы. Их найдут, их разделят, им вместе не быть. Таким никакие «долго и счастливо» не положены. Алек готов к любому исходу, цену собственной жизни заплатить даже. Дрянная судьба требует другой платы — дрянная судьба ее требует, а отдать Изабель он ни на одном мыслимом уровне не сможет просто.

12. Аморальность

— Мне плевать, что будут говорить после, Алек. Назовут извращенцами, скажут, что мы в похоти потонули. Или что глупая шлюшка просто раздвинула ноги перед собственным братом, потому что совсем морали лишилась. Я знаю, чего я хочу, мне все это неважно.

— Не смей называть себя шлюхой.

13. Потери

Первым соприкосновением губ они теряют слишком многое. Родственные связи, способность видеть мир прежними красками, возможность вернуться назад, свой стабильный и такой простой мир, все те отношения, которые можно не скрывать, все те чувства, о которых можно говорить вслух. Жизни свои, наконец. Теряют, сами отдают без права вернуть назад.

14. Обретения

И обретают друг друга.

15. Разочарование

А Изабель все ждет-ждет-дождаться не может, когда разочарование придет и в нем. Ведь это так устроена сама суть — каждый разочаровывает, исключений не бывает, исключений и быть не может. Разочарование наступило у той маленькой девочки, которая видела своего всесильного и идеального отца, а потом вдруг узнала, что тот спит с другой женщиной, годами матери изменяя. И Изабель находит подтверждения разочарованию в каждом своем парне. Очередь Алека должна прийти, просто не может не. Вздрагивает, слыша привычное «глупая» шепотом у самого уха. Позволяет прижать к себе теснее и ближе, пальцами в чужие плечи; затихает, но не успокаивается. Он разочарует. Рано или поздно и он ее разочарует.

16. Ожидание

— Я хочу только тебя, — говорит Изабель уверенно, паузу выдерживает и платье с пола подбирает, натягивая обратно на себя. — И если тебе нужно время, чтобы утрясти все в голове, чтобы принять эту тягу, то… я буду ждать, Алек.

17. Неизбежность

Их снова и снова сталкивает. Какой-то невидимой силой, с каждым разом все сильнее и сильнее. Кажется, им скоро головы разобьют эти столкновения. Алек хрипит, что отдать ее не может, что пускай она ему нож под ребра всадит, а потом уже уходит, куда посчитает нужным. Изабель носом в его плечо утыкается, глаза закрывая. Ничего не помогает; так или иначе они друг для друга — приговором, что сродни смертному. Лихорадочным «не отдавай» отдает где-то на языке, горечью и изничтожающим сознание ядом исходит.

18. Стены

В собственные мысли, в ту самую пресловутую душу никого не пускает. У Алека стен сотня и еще пара десятков для надежности. Об них хоть руки в кровь, хоть грудью до последнего вздоха — он не пустит, они непробиваемые. Изабель губы поджимает; принять то, что спустя столько времени он все еще может бояться — а что это, если не страх? — удается с трудом. Она готова сидеть за всеми этими стенами, она готова руки к нему тянуть, как в детстве, и ждать, когда он просто подойдет. Когда снова вернется к ней, частью нее станет. И прекратит скрываться за своими стенами, наконец осознав, что никто не стремится сделать ему больно.

19. Война

Во всем виновато насилие вокруг. Кровь, крики, суматоха. Во всем виновато охватившее всех безумие. У Алека где-то глубоко под кожей, под мясом, в костях самых, в самой сути — вытащить ее. Сдохнуть, но вытащить ее. Она не кричит, не взвизгивает, как кто-то рядом, когда бетонная стена взрывается с оглушительным грохотом. У него перед глазами темнеет, он отключаться начинает, кажется; а дрожащий голос в самое ухо почти в истерический крик из «Алек», «Алек, не смей», «Александр, мать твою» — единственное, что доносится из вакуума. Изабель руками до боли хватается за него, пальцы где-то на куртке на спине сжимая. Ей плевать, что она почти не дышит под тяжестью его тела. Ей плевать на творящееся вокруг; самое страшное — он такой тяжелый, он ужасно тяжелый. Изабель помнит, настолько тяжелые были мертвецы в морге. И ей до одури страшно просто, что он не встанет уже.

20. Безнаказанность

Ей все можно. Начиная от побегов из дома в четырнадцать и заканчивая обтягивающими платьями без нижнего белья в двадцать шесть. Изабель губы в улыбке тянет, прекрасно знает, что так или иначе из любой авантюры сможет выйти абсолютно чистой. Ей себя не запятнать. (К ее грязной репутации ничего прилипнуть уже априори не может.)