А он уже нацелился жалом, как Пал Григорьич на Батона. Тут я ему и врезал.
— Кончай чудить, — говорит Колька. — Пока ты с ним разговаривал, тебя десять штук укусить успели. Давай лодку перевернем.
Подсунули мы руки под борт, а мне по ладони что-то как даст. Я отскочил и гляжу на руку — кто это меня укусил? Колька смотрит на меня, ничего не понимает. Вдруг и Колька как отскочит и тоже стал руку разглядывать.
А из-под лодки:
— Бу-бу-бу-бу…
Колька говорит:
— Меня кто-то в руку клюнул.
— И меня тоже.
А из-под лодки опять:
— Бе-бе-бе-бе…
Колька говорит:
— Индюк, что ли, с фермы удрал? Только как он под лодку залез?
— Может, подкопался?
Обошли мы лодку кругом. Подкопа нет. А из-под лодки снова:
— Хи-хи-хи-хи…
Тут мы уж сразу поняли. Залезли на лодку и стали по днищу топать. Внутри со дна грязь, конечно, посыпалась, песок.
Из-под лодки кричат:
— С ума, что ли, сошли?
— Тогда вылезай.
Лодка чуть шевельнулась, но поднять ее Батон не смог. Мы ее стали переворачивать — тяжело. Еле вдвоем перевернули. Батон сидел на земле и тер кулаками глаза.
— Дурачки вы, что ли?
— А ты не клюйся, — говорит Колька.
Я спрашиваю:
— Ты как туда залез?
— Мне Ларик помог.
— А где он?
— Домой побежал. Он мне поесть принесет, я с утра голодный. Отец меня искал?
— Искал. Велел домой бежать.
— Еще чего не хватало, — говорит Батон. — Пускай он мне лучше банок надает. Рука уже зажила почти, а им бы только колоть. Теперь тепло, я могу хоть неделю сидеть.
— Тогда ищи другую лодку, — говорит Колька. — Эту мы сейчас в воду стащим.
Мы с Колькой взялись за борта и стали тянуть. Дергали, дергали, но лодка не двигается. Мы назад двигаемся — ноги в песок уходят. Батон тоже уцепился за борт левой рукой, но лодка вперед не идет, только чуть шевелится. Мы устали и сели отдыхать. Смотрим, идет Илларион, несет какую-то банку и кусок булки.
— Мама в городе, — говорит он Батону. — Дома нет ничего, только консервы. Вот — камбала в томате.
— Консервы тоже годятся, — говорит Батон. — Мы и консервы зарубаем. У кого нож есть?
Ножа ни у кого не нашлось.
— Принести? — спрашивает Илларион.
— Без ножа разберемся, — отвечает Батон. — Чего ходить, время терять.
Батон отыскал на берегу осколок камня и постукал по донышку банки. На донышке появились вмятины.
— Поддается, — обрадовался Батон.
Он постукал по второму донышку — опять вмятины.
— А теперь мы ее по центру, — сказал Батон и врезал камнем по банке сверху.
Донышко прогнулось и банка стала похожа на блюдце, но на банке не появилось ни одной трещины.
— Теперь мы ее с боков обстукаем, — сказал Батон.
Он поставил банку на ребро и замолотил по ней камнем. Скоро банка стала похожа на кубик. Батон ссадил палец об угол этого кубика и начал злиться.
— Ну чего ржете? — сказал он. — С утра небось налопались, вам можно смеяться.
Батон поднял банку с земли и огляделся.
— Я тебя добью, — сказал он банке, подошел к здоровенному камню и изо всей силы ляпнул банку о верхушку.
Банка стала похожа на шляпу. Но из нее не вылезло ни одной крошки.
— Зараза! — сказал Батон и поддал ее ногой.
Банка скатилась в воду. Она лежала на дне такая чистенькая и сверкала, как блесна.
— Еще блестишь, паразитка! — заорал Батон.
Он достал банку из воды и бегом понесся к валуну. Аккуратно поставил ее на самую макушку, долго смотрел на нее, прищурив глаза и покачиваясь.
Затем вывернул из песка камень поменьше, но тоже приличный. Я потом пробовал поднять этот камень, но еле от земли оторвал. Не знаю, откуда у Батона столько силы взялось!
— Ы-ы-хх! — сказал Батон и поднял камень над головой. Он выпустил камень — и тот упал прямо на банку и притиснул ее к валуну.
Мне сначала показалось, будто что-то взорвалось.
Во все стороны полетели какие-то куски и коричневые брызги. Один кусок засадил мне в ухо, да так, что я сразу перестал смеяться.
Батон стоял возле валуна, весь заляпанный коричневыми пятнами.
А возле его ног лежала банка. Теперь она была похожа на блин.
— А консервы-то были тухлые, — сказал Батон. — Потому она и взорвалась.
Пока Батон ел булку, мы лежали на песке и отдыхали от смеха, а потом взялись за лодку.
Вчетвером мы протащили лодку на метр и снова выдохлись. А на море как раз отлив и до воды шагов сто. Так нам ее неделю тащить.
— Давай, давай, тащи, чего встал, — командует Колька. — Нельзя ее больше на берегу держать, совсем рассохнется.
Колька жутко упрямый. Если он возьмется за какое-нибудь дело, то не остановится, пока не сделает. А я чувствую, что нам тут до утра ковыряться.
— Давай, — говорю, — головой сообразим. Руками нам ее не стащить.
— Что тут соображать, — говорит Колька. — Катки нужны. Они тут на берегу лежали. Только их в шторм унесло. Давай тяни. Пойдет помаленьку.
— А может — завтра? Завтра я отца попрошу, он ее трактором дернет.
— Завтра воскресенье.
— Ну, тогда в понедельник.
Колька ничего не ответил. Взялся за лодку, тянет один, даже лицо стало красное. Мы тоже взялись — еще метр.
Вдруг Батон пригнулся и спрятался за лодку. Я смотрю, по берегу идет директор и прямо к нам.
— Куда собрались? На рыбалку?
Мы молчим.