Адвокат Ричарда сказал: «Разумеется, в случаях, подобных этому, решение обычно выносится в пользу матери — но поскольку ребенок сам хочет, чтобы опекуном были вы, у нас сеть надежда».
Этот процесс сопровождался таким накалом страстей, такой шумихой! Телефон звонил не переставая, даже посреди ночи. Репортеры подкарауливали Ричарда у дверей, словно голодные псы, ожидая, чтобы их впустили. К счастью, все судебные издержки ему оплачивала организация «Права Мужчин» (ПМ), основанная мужчинами, лишенными права опеки над своими детьми.
— Единственное, что может нам навредить, — сказал адвокат, — это если она выдвинет против вас обвинение в изнасиловании на свидании. Я, конечно, понимаю, что это неправда, но беспокоюсь о том, как это может прозвучать в суде.
Насколько помнилось Ричарду, Серетта тогда хотела
Никакого насилия не было. Он проигрывал все случившееся у себя в мозгу достаточно часто, чтобы быть уверенным в этом. Это лишь потом — когда у нее начались задержки, когда Серетта наконец осознала, что он не собирается оставлять ради нее жену — она начала обвинять его в том, что он воспользовался ее слабостью. И ведь не то чтобы он когда-либо что-то ей обещал; она с самого начала знала, что он женат, но ей ни разу не пришла в голову мысль об аморальности происходящего — до тех пор, пока не стало слишком поздно.
Они были примерно одного возраста, и она была ничуть не возвышеннее него. Почему же она обвинила его в своей беременности? Разумеется, он полагал, что она приняла меры предосторожности — если бы
Может быть, он должен был попытаться проявить больше внимания к нуждам Серетты? Возможно. Сейчас он видел это, но не в то время. Она обвиняла его во всем, что выходило не так. Так же поступала его бывшая жена — у которой, по крайней мере, была законная причина для этого. Слава богу, хоть Джинни не ненавидела его. Его брак распался много лет назад, и его мучило чувство вины за то, что он причинил всем столько боли. Его дочь значила для него больше, чем весь остальной мир.