Витпанк

Из вступления к статье Ричарда Дерринджера «Это моя вина: мои взаимоотношения с Сереттой Вуото»:

Я рассказываю об интимнейших подробностях своей жизни не ради денег, но только для того, чтобы засвидетельствовать правду.

Мне казалось, что я любил Серетту. Лишь когда я понял, какого рода личность она в действительности собой представляет, я научился презирать ее.

Выдержка из письма Серетты Вуото в «Нью-Йоркское Книжное Обозрение»:

Так почему же Ричард Дерринджер («Это моя вина», «НЙКО», 23 апреля) не подождал, пока он поймет, какого рода личность я «в действительности» собой представляю, прежде чем изнасиловать меня?

* * *

Как мать Серетта оказалась совершенно несостоятельной. Причем несостоятельной публично. Книга-интервью ее дочери «Руки прочь от моего тела» двадцать недель держалась в списке бестселлеров на «amazon.com» и была продана в большем количестве экземпляров, чем ее собственная книга. И что только на нее нашло, когда она согласилась сниматься для «Более реального мира»?

Джинни оставила на кухонном столе записку: «Ушла к папе на выходные». Кроме этого, она оставила пол-галлона молока, теперь уже скисшего, и полную раковину грязной посуды. Серетта начала прибираться: привычное занятие.

Зазвонил телефон — это был тот симпатичный социолог, с которым она познакомилась на своей последней лекции.

— Я тут подумал, — сказал он, — не найдется ли у вас времени на чашечку кофе?

Тогда он ей понравился: он задавал умные вопросы и казался человеком вдумчивым, таким, который может быть внимательным к другим.

— Я не пью кофе, — сказала Серетта.

— Ну хорошо, тогда как насчет чая?

Ее сердце бешено стучало, она вся покрылась потом. То ли это бесновался ее «УПОР», и этот человек не стоил доверия, то ли у нее был попросту старомодный приступ озабоченности.

— Может быть, выпьем вместе? — настаивал он.

«Смелее, — сказала она себе. — У тебя есть защита».

— Ну ладно, — согласилась она. — Когда?

— Этим вечером подойдет?

— Где мы встретимся? — спросила она.

— Как насчет «Чайного бара» в «Хилтоне»? — предложил он.

Она повесила трубку.

Даже если бы ее «УПОР» дал ей зеленый свет, она сомневалась, что смогла бы спать с ним. Она не заслуживала настоящей связи. Ей было трудно, по-настоящему трудно быть одной все эти годы, пытаясь в одиночку поднять дочь на ноги. Серетта любила Джинни больше, чем смогла бы сказать. Могла ли она простить себе, что, несмотря на это, порой пыталась представить, как сложилась бы ее жизнь, если бы она все же сделала аборт?

Материалы слушания по делу об опеке «Деррилджер против Вуото»:

Льюис Вебстер, адвокат истца, Ричарда Дерринджера: А сама ты с кем хотела бы жить?

Джинни Вуото: С моим отцом. Мне кажется, он будет гораздо менее требовательным ко мне.

Льюис Вебстер: Тебе когда-нибудь казалось, что твоя мама не любит тебя?

Джинни Вуото: Конечно. То есть а что мне еще остается думать? Все указывает на это. Вот, например, что бы было, если бы моя мать использовала свою «Упорную Девку» еще до того, как забеременела? Судя по тому, что она мне говорила или когда-либо писала о моем отце, я совершенно уверена, что она не стала бы затевать эту связь с ним, если бы только «знала, чем это пахнет». А если бы она, ну, вы понимаете, не стала этого делать, то я бы вообще не родилась на свет! И тогда она, может быть, и была бы счастливее, удовлетвореннее и так далее — но я-то по-прежнему оставалась бы яйцеклеткой! Вот почему я хочу уйти жить к отцу.

Это не было преднамеренно. Серетта совсем не собиралась шпионить.