Витпанк

Я был мертв, мертв много раз за эти последние восемь недель — и в то же время каким-то чудом я был жив. Я был жив! В Веселом Пари, где по-прежнему стоял прославленный «Диалтон», где бармен мог смешать мне «манхэттен», где моя кузина Сисси могла танцевать, а я — одобрительно смотреть на нее из-за бокового столика, одновременно думая над своими рабочими проблемами и обмениваясь ироническими взглядами с Толстяком Эдди.

Я протянул ей руку, и Сисси взяла меня под локоть. Толстяк Эдди двинулся впереди, прокладывая нам путь сквозь толпу, по выложенному эпоксидной плиткой бульвару, в сторону «Диалтона».

Джеффри Форд Арабески таинственной жути № 8

Чернильная ночь погребения заживо, жаждущая нечистот, измазанных смердящей кровью зомби, что была выплакана летучей мышью-вампиром во флягу в руках доктора Империуса Говнокуса, маньяка в лабораторном халате и бывшего Нобелевского лауреата, заключившего свою некогда любимую жену в ледяную глыбу в походной морозилке собственного блистательного изобретения и слетевшего со своей качалки, терзаясь суррогатным вожделением к непорочным бедрам Венди Важенки, заводилы и капитанши клуба весельчаков, коэффициент умственного развития которой никогда не превышал сорока, аппетитной милашке в развороченном кабриолете «Тандерберд» на обочине дороги, напротив полуразрушенного особняка, что давным-давно, в кишащую монстрами старину, еще до изобретения радио и сухого закона, стал местом окончательной, завершившейся обоюдным издыханием битвы между Котолицым Уродом и Крадущимся Мозгоедом, тем самым, что бесчеловечно поедал мозолистое тело[43] почти без малейшего раскаяния и с еще меньшим милосердием, словно обыкновенный человек с трансплантированной душой миноги, выдававший дуговой электрический скачок по требованию укрощенной энергии грозы — и к тому же слишком много радиации, чересчур много сучьей радиации! — из-за чего муравьи самопроизвольно мутировали в гениев и не желали больше ничего, кроме как заползать в уши спящим детям и копаться у них в мозгах, вскармливая их ноющие, булавочно-болезненные фантазии и одновременно возжигая в них мечты об окутанной тенями фигуре, рыскающей по переулкам с опасной бритвой, которой была сбрита когда-то борода бедного Лазаря, фигуре опустившейся, но не отшедшей, хотя и с торчащими кое-где из-под кожи костями, роющей желтыми ногтями полуразложившихся рук мягкую землю там, на кладбище, погребая себя в чаянии нового рождения, дабы вновь припасть к древним таинствам Гермеса Трисмегиста, египетского адепта, имеющего все ответы на все вопросы, например: каким образом городской продавец газированной воды Джед Блинер, глазастый красавчик-бойфренд Венди, собирается спасать ее визжащую рабочую плоть из тисков Говнокуса, прежде чем тот начнет экспериментировать с ее телом, делая его кисло-зеленым и сморщенным посредством имплантации собственного вожделения под ее священный, до сей поры неоскверненный купол Господень, используя особый рецепт, состоящий из слюны демона, взгляда пришельца и пота человекообезьяны, благодаря чему она станет любить его в точности так, как он её любит: в точности так же, как Бес подспудной науки и всего, что есть непознанного, языческого, нацистского и антихристианского уверяет, что любит его самого во имя намеченного плана и разрастания мякоти.

Элис Мозер Семь дней зуда

У Полы уже несколько дней зудела спина. Зуд был странный — сильный, упорный, совсем не похожий ни на что в ее памяти. Он был почти на грани боли — такой, какая бывает при ожоге на спине. Да, вот на что это было похоже: на ожог. Но когда она заводила руку за спину, с трудом дотягиваясь кончиками пальцев до самого краешка этого места, ей каждый раз казалось, что там нет ничего особенного.

Большую часть времени она вообще не думала о зуде, но иногда он вдруг вторгался в ее сознание. Впервые она почувствовала его посреди школьного собрания, как раз когда этот старый хрыч из учительской ассоциации сказал, что добавляет к повестке дня еще шесть пунктов. Она принялась ерзать на стуле, но когда ей наконец показалось, что она сумела достать это место краешком спинки, она внезапно осознала, что несколько человек смотрят на нее в упор. Пришлось оставить эту затею.

На следующее утро она попыталась разглядеть это место в зеркале, но как она ни извивалась, там не было видно ничего, кроме совершенно чистой кожи. Под душем она попробовала поскрести там жесткой мочалкой, но мочалка словно бы цеплялась за что-то. В любом случае это не помогало, так что она просто подставила спину под горячую воду и вновь забыла про зуд.

И вот теперь, лежа в кровати в сером свете утра, ощущая прикосновение теплой груди Дженет на своей спине и ее теплое дыхание на своей шее, Пола снова обнаружила, что чувствует зуд. Это было замечательно — Дженет могла почесать ей спину! Она протянула руку и мягко сжала бедро Дженет.

— Дженет!

— Хмм? — пробормотала та. Пола слегка потрясла ее за бедро.