Витрины великого эксперимента

Это была 34-летняя американка Рут Эпперсон Кеннел, жившая в Москве к тому времени уже пять лет и занимавшаяся литературными делами, начиная от переводов драйзеровской прозы для Госиздата и кончая работой в библиотеке Коминтерна. Не будучи коммунисткой, Кеннел тем не менее всю сознательную жизнь придерживалась левых убеждений и в тот момент стояла куда ближе к коммунистической ортодоксии, чем Драйзер. Ее очарованность русской культурой была совсем не такой амбивалентной, как у Драйзера; во времена «холодной войны она посвятила свою карьеру сочинению детских книжек, призванных развеять культурные предубеждения против русских^{399}. Кеннел знала русский язык и советскую жизнь так, как мало кто из американцев в то время, и как раз тогда — отчасти под разъедающим влиянием скептицизма Драйзера — у нее начался кризис веры, так что вскоре после отъезда писателя и она навсегда покинула СССР.

Позже Кеннел описывала, как Драйзер в «воинственном настроении» прикатил на санях в правление ВОКСа ругаться с Каменевой. Спорили в основном о намерении Драйзера нанять Кеннел на должность секретаря:

Госпожа Каменева, сестра Льва Троцкого и директор [ВОКСа], сразу же выразила свое неодобрение по поводу приглашения на работу нового секретаря без совета с ними. Вполне понятно, что она возражала против личного секретаря, неподотчетного ВОКСу… Недоверчиво косясь на меня своими близорукими глазами, она заявила по-русски:

— Она не совсем советская женщина.

— Что она там говорит на этом тарабарском языке? — взвился Драйзер.

До того как я успела ответить, Тревис [Тривас], гид ВОКСа, протеже Каменевой, тут же перевел ему:

— Она совсем не советская женщина.

— Что вы понимаете под «советской женщиной»?

— Это означает, — отвечал Тревис вкрадчиво, — не совсем благонадежная.

Каменева, прекрасно говорившая по-английски, поспешила объяснить:

— Я имела в виду, что она беспартийный технический работник…

— Великолепно! — прервал ее Драйзер. — Отличная рекомендация.

— Но, — протестовала она, — вам понадобится гид и устный переводчик, а товарищ Тревис полностью подготовлен для работы в обоих этих качествах.

Американский делегат повысил голос до крика:

— Вы обещали мне личного секретаря и персональное путешествие. Если я не получу того, чего хочу, клянусь Богом, я уеду, а вы все можете катиться к черту!^{400},[33]

Драйзер добился своего, но Каменева, воспользовавшись его возрастом и ипохондрией, нашла возможность наблюдать за поездкой писателя, прикомандировав к нему врача Софию Давидовскую. Кеннел знала ее как политически благонадежного домашнего доктора в знаменитой гостинице «Люкс» — резиденции Коминтерна, где жила и сама Кеннел. «Дави», как называл ее Драйзер, навлекала на себя его гнев своим добросовестным наблюдением за ним, но Кеннел характеризовала ее как «славную, надежную женщину»; в конце путешествия «она согласилась не писать в отчете ничего предосудительного обо мне, а я обещала не говорить ничего плохого о ней»^{401}. В конечном счете попытка Каменевой к примирению окупилась сторицей — знаменитый американский путешественник стал одним из главных попутчиков Советского Союза.