Витрины великого эксперимента

Международные выставки и конкурсы, включавшие архитектурные компоненты и тем самым предполагавшие существенные затраты, были редкостью сравнительно с небольшими советскими выставками 1920-х годов, которые ВОКС и другие организации помогали организовывать специально для экспортных презентаций за границей. Такие небольшие выставки называли портативными, они представляли собой недорогое сочетание объектов, изображений и текстов или являлись экспозициями со специфическими культурно-политическими акцентами, подчеркивавшими комбинацию особых артефактов и характерных черт Советского Союза. Плакаты, модели, предметы декоративно-прикладного искусства нередко сочетались с тем или иным монтажом печатного текста, фотографиями, статистическими данными и диаграммами. На этих портативных выставках, которые ВОКС регулярно засылал в общества дружбы, экспонаты охватывали широкую гамму — от фарфора, текстиля, палехских шкатулок и красиво изданных книг до театральных афиш, детских рисунков и произведений искусства всевозможных видов. Однако часто их было слишком мало и они подавлялись текстом. В конце концов, тексты были дешевы и могли легко заменяться новыми — соответствующими очередной актуальной идеологической кампании. Двойное требование получения политической и финансовой санкции имело печальные для самой подготовки таких выставок последствия. Например, широкомасштабное празднование десятой годовщины Октябрьской революции было отмечено повсеместной массовой организацией выставок на четырех иностранных языках с преобладанием диаграмм, плакатов и фотографий. Все это готовилось в штурмовой спешке, так как решение о финансировании было принято ЦК партии всего за два месяца до начала работы выставки. Иерархичность существовавшей системы политического и финансового контроля над международными мероприятиями приводила к тому, что спешные приготовления и пропущенные сроки окончания подготовки становились нормой, а вовсе не исключением. Как и в других сферах, нередко серьезно мешала подготовке необходимость пройти через несколько уровней политического одобрения, которые в 1930-х годах стали даже более четко очерченными и многочисленными. В 1920-х годах выставки основывались на стандартной формуле противопоставления советского сегодня — «тяжелому наследию царской России», выражаясь словами из одного выставочного проспекта для слепых, в котором расхваливались преимущества быть слепым в СССР. Отход от подобной ортодоксальной позиции случился в 1936–1937 годах, когда в связи со столетней годовщиной смерти Пушкина русские и советские достижения были представлены вместе^{612}.

Крен в сторону поучительных текстов в противовес экспонированию объектов позволял экономить деньги и гораздо легче поддавался организации, но также представлял собой слишком агрессивную попытку влиять на посетителей выставки. Судя по отчетам, результат мог быть буквально отупляющим, но даже это не исключало возможности диаметрально противоположной желаемому реакции посетителей. Уполномоченная ВОКСа в Лондоне В. Половцева в 1925 году с очевидной гордостью отчитывалась об успехе выставки советского плаката, проходившей в Британском обществе культурных связей: «Непосредственно перед входом, на ярко-синем фоне, оттеняющем красные цвета наших символов…». Она описывала плакаты, посвященные Ленину, кооперативам, труду и здоровью; однако во враждебной рецензии на это мероприятие, опубликованной в «Вестминстерской газете» («Westminster Gazette») и посланной в Москву вместе с другими вырезками, особо отмечались «умилительные» плакаты о необходимости соблюдать чистоту, подтверждавшие только то, что русские «часто не подозревают об элементарных правилах гигиены»^{613}. В 1928 году советский дипломат, направленный в США, написал аргументированные критические отзывы о не менее чем тридцати выставках, отправленных ВОКСом в США для привлечения внимания к достижениям Страны Советов в различных сферах промышленности, науки и искусства. Каталог жалоб и претензий со стороны этого дипломата был обширным: предметы, отобранные для выставок, зачастую не являлись лучшими экземплярами, доступными в СССР, они были эклектично подобраны и вообще оставались на втором плане по сравнению с диаграммами, статистическими данными, картами и другими печатными материалами. Тексты в США, как и в Европе, оказывались подпорчены плохими переводами на английский язык; коробки и ящики с надписями «Осторожно!» только на русском языке, без перевода, прибывали с разломанным содержимым. Всевозможные достижения назойливо восхвалялись в текстах, но не демонстрировались посредством экспонатов, причем даже советские книжные издания высшего качества и другая советская культурная продукция, способная конкурировать с лучшими западными образцами, были представлены в минимальном количестве. «Пожалуйста, товарищи, не сердитесь на меня за мою оценку присланных вами экспонатов», — оправдываясь, писал этот дипломатический работник в ВОКС вдогонку своей критике^{614}.