Витрины великого эксперимента

Поддержка зарубежных «друзей» (в обмен на их преданность) одновременно становилась частью образа действий партии-государства и в отношении собственной советской интеллигенции, которая с течением времени материально все более щедро одаривалась властью. В рамках социально-экономической системы, в которой отношения «патрон — клиент» нередко облекались в личностные формы, аргументы в пользу предоставления иностранцам средств и поддержки со стороны советского руководства чаще всего увязывались с их «дружеским» статусом. В этом смысле такой статус предполагал распространение на иностранцев того отношения, которое советская власть проявляла к наиболее ценным фигурам из числа собственных подконтрольных интеллигентов.

Кроме того, имеется множество свидетельств того, что понятие «друзья Советского Союза» прочно усвоили и сами зарубежные интеллектуалы. Только слепые попутчики могли не заметить все большей формализации тех «правил игры», которые советское руководство устанавливало относительно дружбы с ними и которые все более настойчиво требовали публичной защиты и восхваления СССР. Конечно, при этом необходимо было допускать некоторые оговорки и определенную критику, поскольку в противном случае даже самые просоветские комментаторы начали бы испытывать дефицит доверия. Возможно, самым выдающимся европейским интеллектуалом, который последовательно защищал сталинизм в своих публичных выступлениях (и хранил молчание во время массовых репрессий), был Ромен Роллан. Этот хрупкий и благородный идеалист продемонстрировал полное понимание условий дружбы, пообещав советскому руководству хранить преданность и оказывать публичную поддержку в обмен на статус. В подобных случаях «дружба», по сути дела, представляла собой своего рода договорные отношения, которые отлично осознавались обеими сторонами.

Но что же попутчики надеялись получить от взаимоотношений подобного рода? Во-первых, как показывает исследование визитов выдающихся зарубежных «друзей» в Советский Союз, восхищение большевистскими теоретиками как «людьми дела» нередко было связано с иллюзорными надеждами многих великих попутчиков повлиять на ход советского эксперимента. Во-вторых, некоторую роль играли тесные личные отношения с советскими посредниками (партийными интеллигентами с существенным опытом международной деятельности — в данной главе мы обозначим их намеренно парадоксальным термином «сталинисты-западники»), которые обхаживали западных интеллектуалов, оказывали на них определенное давление и, наконец, нередко восхищались ими как титанами культуры. В-третьих, коммунизм являлся весьма гибким мифом, а культурная дипломатия при этом ловко манипулировала его многообразием, тем самым не требуя от сочувствующих западных интеллектуалов единогласной поддержки какой-либо одной черты; в то же время каждый из них связывал с советской системой свою собственную заветную надежду на лучший миропорядок. В-четвертых, идеи и убеждения, позволявшие поклонникам советского режима оправдывать одиозные черты сталинской системы, обретали смысл в контексте, который определялся конкретной, псевдоофициальной дружбой, налаженной во время визитов в СССР и поддерживавшейся личными отношениями.

Сталинисты-фабианцы

Пожалуй, ни для кого из западных интеллектуалов сталинизм не был столь разносторонне привлекателен, как для видных британских социалистов-фабианцев — членов Фабианского общества. В этой европейской стране с самой сильной либеральной традицией и самой слабой Коммунистической партией фабианцы выработали особый вариант социализма, предполагавший постепенное развитие, отказ от революционных переломов и, конечно же, почитание гражданских свобод и парламентской демократии. Лидеры данного движения вовсе не относились к изгоям британского общества — факт, противоречащий утверждениям о том, что «советофилия» часто являлась прибежищем отчужденных интеллектуалов. Все эти рационалисты и прагматики, далекие от квазирелигиозных убеждений, были очень заметными фигурами, оказывавшими весьма существенное влияние на Лейбористскую партию. Но как же бывшие члены «фабианского триумвирата» (Джордж Бернард Шоу и супруги Сидней и Беатрис Вебб — ведущие члены Фабианского общества с момента его основания в 1884 году) оказались в 1930-х годах среди наиболее заметных сторонников Сталина и сталинизма в среде западных интеллектуалов?