Витрины великого эксперимента

Подобно Арагону, Барбюс своей деятельностью затушевывал различия между членами партии и в основном беспартийными попутчиками. То, что он являлся коммунистом, позволяло ему в 1920-е годы выполнять весьма щепетильные поручения Коминтерна и контролировавшихся Советским Союзом «витринных» организаций. В то же время Барбюс подвергался яростным нападкам со стороны борцов культурного фронта, особенно тех, что концентрировались вокруг МОРП (Международного объединения революционных писателей) при Коминтерне. Этот антагонизм в сочетании с антиинтеллектуализмом, характерным для Французской коммунистической партии в рассматриваемый период, не дал Барбюсу превратиться в своего человека среди партийцев. В результате же в ВОКСе имели возможность относиться к Барбюсу как к беспартийному западному другу, а не иностранному коммунисту — публичных связей с вождями международного коммунизма члены ВОКСа обычно старались избегать^{687}.

В полном соответствии с целями советских учреждений типа ВОКСа (и лично Мюнценберга, получавшего финансирование от Коминтерна) Барбюс после 1928 года стремился использовать свою газету «Monde» для сплочения широкой коалиции левых и просоветски настроенных, но беспартийных интеллектуалов. При этом, подобно многим другим западным друзьям СССР, он надеялся повлиять на советскую систему. В 1928 году Барбюс даже запустил проект, в соответствии с которым контроль над сочинениями западных авторов, переводившимися на русский язык, должен был осуществляться специальной комиссией, созданной при его газете^{688}.

Преданность Барбюса Сталину окрепла еще до того, как в конце 1920-х годов тот сосредоточил в своих руках всю полноту власти, и даже до возникновения первых намеков на культ личности. Барбюс был единственным интеллектуалом, встречавшимся со Сталиным и в 1920-е, и в 1930-е годы. Большой интерес представляет их беседа, состоявшаяся в 1927 году и длившаяся два с половиной часа: она доказывает, что первым европейским писателем, встретившимся с генеральным секретарем, был вовсе не Шоу (посетивший Советский Союз в 1931 году), как предполагает Рой Медведев^{689}. Барбюс беседовал со Сталиным накануне своего визита в Грузию и Закавказье и поставил перед вождем конкретную проблему: писатель хотел узнать, чем отличается политическое насилие советской власти, включая присоединение к советскому государству независимой Грузии в 1920 году, от фашистского насилия, на борьбу с которым он пытался поднять европейских интеллектуалов. Как можно было объяснить европейцам разницу между фашистским («белым») и «красным» террором? Сталин ответил, что после 1918 года никакого «красного террора» не существовало — «стрельбы не повторялось». Кроме того, если бы не безжалостность и напор капиталистов, Советский Союз, по его словам, вообще мог бы отменить смертную казнь. «Конечно, — продолжал Сталин, — смертная казнь неприятная вещь. Кому же приятно убивать людей?» И действительно — кому? В этот момент Барбюс ясно дал понять, что принимает точку зрения генерального секретаря: «Это совершенно правильно. В теперешних условиях уничтожение смертной казни было бы самоубийством для Советской власти»^{690}. Перед Сталиным сидел человек, на которого он мог положиться. В отличие от непредсказуемого Шоу, увлекавшегося интеллектуальными играми, или от любившего всех поучать Роллана, имевшего склонность к чрезмерно искренним заявлениям, Барбюс обратился к Сталину за «указаниями» и ясно продемонстрировал, что послание вождя принято. Выгода от поездки Барбюса в Советский Союз оказалась обоюдной: расположение, которого писатель добился в Москве в 1927 году (включая и расположение самого Сталина), позволило ему противостоять нападкам в свой адрес, начавшимся в конце 1920-х годов в связи с «левым поворотом» в Коминтерне^{691}.

Написанная в 1928 году книга Барбюса о Кавказе (отчасти это путевые заметки об экзотической стране, отчасти — сборник наполовину вымышленных интервью с местными жителями, а в какой-то степени — и политический трактат) была прежде всего направлена на опровержение обвинений в «красном империализме», выдвинутых против советской власти эмигрантами в связи с прекращением в 1920 году существования независимой меньшевистской Грузии. При этом работа была построена вокруг канонической дихотомии «вчера и сегодня», постоянно фигурировавшей в пропаганде ВОКСа и Коминтерна. Сталин в книге упоминался только один раз. Здесь в зачаточном виде появлялся образ скромного лидера простого народа, впоследствии получивший полное развитие в книге Барбюса «Сталин», опубликованной, как говорилось выше, в 1935 году^{692}.