Читаем Витрины великого эксперимента полностью

А значит, вопрос о том, насколько данные объекты были исключительны, становится довольно важным; учесть надо и то, что природа этой исключительности варьировалась. Например, учреждения, именовавшиеся «образцовыми» или «образцово-опытными», могли быть названы так на волне административного строительства, начавшегося после 1917 года, а не потому, что позднее оказались привязаны к культпоказам. Начальная школа № 25 в Москве, которую в 1932 году посетил высокопоставленный чиновник Министерства образования Турции, интересовала также и многих других педагогов и гостей{351}. Остальные школы, объявленные «образцовыми» после 1931 года, не имели финансирования и репутации школы № 25, которая была, вероятно, самой знаменитой школой в СССР — в ней учились дети высшей партийной элиты, включая сына и дочь Сталина, а также дети «друга СССР» Поля Робсона и иностранных коммунистов Клемента Готвальда и Пальмиро Тольятти.

Как предположил Ларри Холмс, политические перемены, приведшие к созданию образцовых школ, были связаны с выдвижением на первый план героев, сотворенных сталинской идеологией как раз в то время. Резолюция ЦК от 5 августа 1931 года, требовавшая от Наркомпроса создавать «образцовые» начальные школы, была в особенности связана с общим отказом от атаки на традиционные учреждения и от «уравниловки» 1928–1931 годов. Школа № 25 стала ведущим актором в этом процессе пересмотра образовательного экспериментализма 1920-х. Иностранцам, конечно, показывали исключительный объект. Однако школа была вполне репрезентативна в смысле того нового упора на дисциплину, упорядоченность и зубрежку, который возобладал в сталинской системе образования. Статус образцового учебного заведения, присвоенный школе № 25, был значим для советской педагогики: школа оказывала влияние на различные повороты в советской политике образования по всей стране. Данная школа не создавалась специально для иностранных глаз, но посещения зарубежных наблюдателей (в этом и других случаях) стали важным фактором закрепления за ней статуса образцовой{352}.

Советский Союз начал создавать образцовые объекты с таким размахом не в последнюю очередь потому, что советское развитие, в котором война против отсталости сочеталась со скудостью ресурсов и авангардной идеологией, не могло не требовать концентрации на отдельно взятых секторах. Создание моделей отвечало и глубинной советской политической логике обучения посредством сигналов и официального одобрения; образцы давали реальный, живой материал для футуристической культуры, предвосхищая централизирующие и сакрализирующие черты социалистического реализма сталинской эпохи. Необходимость являть миру конкретные образы прогресса стала еще одним фактором, подстегнувшим создание нетипичных для всей системы моделей; в свою очередь, щедрые восхваления со стороны иностранцев укрепляли авторитет учреждений, уже объявленных особыми.

Образцовые объекты были столь вездесущи в раннем Советском Союзе, что даже не было единообразия в присвоении им особого статуса. Если школы создавались после 1931 года как образцовые обычно с целью отойти от тенденции к «уравниловке» «великого перелома», то другим обычным способом институционализации подобных объектов было навешивание ярлыка «опытно-показательный». Первая трудовая колония под руководством Макаренко для реабилитации «нравственно неполноценных» подростков (она же — сельскохозяйственная Колония им. М. Горького) под Полтавой стала одним из двух образцово-показательных учреждений украинского Наркомпроса еще в 1923 году, когда Макаренко не собирался принимать иностранных туристов, а бился за продукты питания и предметы первой необходимости для своей колонии. Данный статус означал тогда лишь то, что это был прототип чего-то, не распространенного широко. Трудовые колонии для подростков выдвигались как альтернатива детдомам — на тот момент основному типу заведения для беспризорных детей. Методы, основанные на дисциплине и соревновательности, которые Макаренко впервые внедрил в Полтавской колонии, шли вразрез с тенденциями, господствовавшими в педагогике 1920-х годов. Позже Макаренко перешел в гораздо лучше оборудованную производственную Колонию им. Дзержинского, подчиненную ОГПУ, и вот она-то уже была одним из главных пунктов назначения для иностранных гостей. Именно там Макаренко встал на путь к всесоюзной славе, превратившей его в главного педагога сталинской эпохи{353}.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

1917–1920. Огненные годы Русского Севера
1917–1920. Огненные годы Русского Севера

Книга «1917–1920. Огненные годы Русского Севера» посвящена истории революции и Гражданской войны на Русском Севере, исследованной советскими и большинством современных российских историков несколько односторонне. Автор излагает хронику событий, военных действий, изучает роль английских, американских и французских войск, поведение разных слоев населения: рабочих, крестьян, буржуазии и интеллигенции в период Гражданской войны на Севере; а также весь комплекс российско-финляндских противоречий, имевших большое значение в Гражданской войне на Севере России. В книге используются многочисленные архивные источники, в том числе никогда ранее не изученные материалы архива Министерства иностранных дел Франции. Автор предлагает ответы на вопрос, почему демократические правительства Северной области не смогли осуществить третий путь в Гражданской войне.Эта работа является продолжением книги «Третий путь в Гражданской войне. Демократическая революция 1918 года на Волге» (Санкт-Петербург, 2015).В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Леонид Григорьевич Прайсман

История / Учебная и научная литература / Образование и наука