Вице-консул

— Я могу только повторить то же самое: в день приезда я увидел женщину, она шла через парк посольства. Шла к пустым теннисным кортам. Было раннее утро. Я гулял в парке и встретил ее. Продолжать?

— На этот раз, — замечает директор, — вы сказали, что корты были пусты.

— Это имеет значение, — кивает вице-консул. — Корты действительно были пусты.

— Для вас это большая разница?

Директор смеется.

— Да, большая разница, — повторяет за ним вице-консул.

— В чем?

— Быть может, в чувстве? Почему бы нет?

Вице-консул не ждет никакого ответа от директора клуба. Директор и бровью не ведет. Иногда, по его мнению, вице-консул просто бредит. Лучше всего выждать, бред пройдет и к вице-консулу вернется более связная речь.

— Директор, — говорит вице-консул, — вы мне не ответили.

— Вы ни от кого не ждете никакого ответа, месье. Никто не может дать вам ответ. Так эти корты… продолжайте, я слушаю вас.

— Я заметил, что они пусты, после ее ухода. Что-то случилось, взметнулся воздух, ее юбка задела дерево. И ее глаза посмотрели на меня.

Вице-консул наклоняется, сутулит спину; директор смотрит на него. Он часто принимает такую позу. Свесит голову на грудь и сидит неподвижно.

— Там, у ограды корта, стоял велосипед, она взяла его и укатила по аллее, — продолжает свой рассказ вице-консул.

Директор не может, как ни силится, разглядеть лица собеседника. И снова сказанное вице-консулом не требует никакого ответа.

— Как берется женщина, каким способом? — спрашивает вице-консул.

Директор смеется:

— Вот так история! Да вы пьяны.

— Говорят, она бывает очень грустна, директор, это правда?

— Да.

— Ее любовники это говорят?

— Да.

— Я бы взял ее грустью, — говорит вице-консул, — будь мне это позволено.

— Или?

— Сгодится и любой предмет, дерево, которое она задела, тот же велосипед. Директор, вы спите?

Задумавшись, вице-консул забывает о директоре, потом снова теребит его:

— Директор, не спите.

— Я не сплю, — бормочет директор.

* * *

Сегодня вечером в клубе поужинали два заезжих англичанина, и только. Они уже ушли.

Прием в посольстве начнется около одиннадцати, через два часа. Клуб пуст, в баре погашен свет. На террасе с видом на Ганг сидит директор. Директор ждет вице-консула сегодня, как и каждый вечер.

Вот и он. Садится лицом к Гангу, как и директор. Они начинают пить молча.

— Директор, выслушайте меня, — говорит наконец вице-консул.

Директор выпил еще больше вчерашнего.

— Я тут сидел и ждал, — говорит директор, — ждал, сам не знаю, чего, может быть, вас, месье?

— Меня, — подтверждает вице-консул.

— Я слушаю вас.

Вице-консул молчит. Директор берет его за плечо и встряхивает.

— Расскажите мне еще о пустых теннисных кортах, — просит он.

— Велосипед стоял там, оставленный этой женщиной, двадцать три дня.

— Забытый?

— Нет.

— Вы ошибаетесь, месье, — возражает директор. — С началом летнего муссона она больше не гуляет в садах. Велосипед был забыт.

— Нет, не в этом дело, — упорствует вице-консул.

Потом вице-консул молчит так долго, что директор почти засыпает. Свистящий голос вице-консула будит его.

— Когда-то, в пансионе, в департаменте Сена-и-Уаза, я познал веселое счастье, — говорит он, — я вам рассказывал?

Нет еще. Директор зевает, но вице-консулу что за печаль?

— Какое счастье вы познали? — переспрашивает директор.

— Веселое счастье. Я познал его в средней школе, в пансионе Монфор, департамент Сена-и-Уаза, вы слышите, директор?

Директор клуба говорит: я слушаю вас. Он готов.

И вице-консул своим свистящим голосом рассказывает директору, который дремлет, просыпается, смеется, снова засыпает и просыпается — но вице-консулу что за печаль, ему как будто все равно, что собеседнику скучно, — вице-консул рассказывает о веселом счастье в Монфоре.

Веселое счастье в Монфоре состояло в разрушении Монфора, рассказывает вице-консул. Их было много, тех, кто этого желал. О методике для такого рода начинаний вице-консул говорит, что не знает лучшей, чем применявшаяся в Монфоре. Прежде всего вонючие шарики — на каждой трапезе, потом на самостоятельных занятиях, потом на уроках, потом в приемной, потом в дортуаре, потом, потом… Смех прежде всего, гомерический хохот. Там просто корчатся от смеха, в Монфоре.

— Вонючие шарики, фальшивые какашки, фальшивые слизни, — перечисляет вице-консул, — фальшивые мыши, и настоящие какашки тоже, повсюду, на столах у всех начальников, грязи в Монфоре не боятся.

Он умолкает. Директор и бровью не ведет. Вот и опять сегодня вечером — тяжелый случай, вице-консул бредит.

— Директор говорил, — продолжает вице-консул, — что за девятнадцать лет преподавания он не видел ничего подобного. Вот его слова: закоснели в злонравии и пагубе. Он сулил свободу тому, кто выдаст. Никто рта не раскрыл, никогда, в Монфоре умеют молчать. Нас тридцать два — и ни один не дал слабину. Наше поведение на уроках идеально, мы свою пагубу не распыляем, концентрируемся, бьем точно в цель и с каждым разом все сильнее. Пансион на осадном положении, мы изматываем их день ото дня, многому научились в процессе и ждем финального взрыва. Вы понимаете?

Директор клуба спит.

— Сколько можно? — бормочет он.

Вице-консул будит его.