Вице-консул

Какая усталость, в самом деле, какое блаженство. Она опускает глаза, смотрит в пол, она, безусловно, не сомневалась, что сегодня вечером он останется здесь. Он остался.

Возвращается Питер Морган.

— Ночь поспит, и все будет в порядке, — говорит он. — Я ему дал понять, что ты на него не в обиде, Анна-Мария, пусть не переживает. Он был совершенно пьян. Знаешь, он слышал, что ты собираешься в «Blue Moon», сам мне сказал, потому он и вообразил, будто ему все позволено. Если женщина ходит в «Blue Moon», ясное дело…

Чарльз Россетт вставляет слово: в самом деле, одна гостья упомянула им о «Blue Moon».

— Что он говорил об этом? — спрашивает Анна-Мария Стреттер Питера Моргана.

— Смеялся, что-то нес о жене французского посла в зеркальном зале «Blue Moon». И еще о другой женщине, я толком не понял.

— Вот видишь, — вступает Джордж Кроун, — я же говорил, что в Калькутте об этом знают… тебе наплевать? Что ж, ладно. Удивительное дело, — продолжает он, — этот человек вынуждает вас думать о нем. — Он обращается к Чарльзу Россетту: — Вы говорили с ним, я видел. Об Индии?

— Да. Может, дело просто в его… манере, но мне показалось, что он издевается…

Майкл Ричард заинтригован.

— Я хотел подойти к нему. Анна-Мария меня не пустила, теперь я жалею, о! как же я жалею.

— Ты бы не смог его вынести, — вставляет Анна-Мария Стреттер.

— А ты?

Она слегка пожимает плечами, улыбается.

— О! Я… я тоже… не стоило вмешивать в это всех.

— О чем ты с ним говорила?

— О проказе, — отвечает Анна-Мария Стреттер.

— О проказе, и только… ну уж.

— Да.

— Вы чем-то встревожены, — говорит Майкл Ричард Чарльзу Россетту.

— Это очень тяжело… то, что произошло с ним сегодня вечером.

— Что именно? Прошу прощения, меня здесь не было…

— Его окончательно и бесповоротно исключили из… отсюда… по-моему это его идефикс… Думаю, — теперь он обращается к Анне-Марии Стреттер, — он давно хотел познакомиться с вами… По утрам он ходит к теннисным кортам, зачем бы еще… так мне кажется…

На нее смотрят выжидающе, но ей, похоже, ничуть не интересно.

— Как, по-вашему, Анна-Мария?.. — начинает Питер Морган.

— Конечно.

— Что ему надо на кортах? — спрашивает Питер Морган.

— Не знаю, — отвечает она.

Негромкий нежный голос, острие иглы, не причиняющее боли. Она видит, что Чарльз Россетт не сводит с нее глаз.

— Он идет наобум, — говорит она, — ищет наугад.

— Довольно об этом типе, — просит Питер Морган.

Двадцать четыре года. Он впервые в Индии. Джордж Кроун для него лучший собеседник.

Глухой рык снова доносится со стороны Ганга. Чарльз Россетт встает.

— Пойду посмотрю, добрался ли он домой, невозможно так сидеть… Это близко, пять минут…

— Он, наверно, блажит с балкона, — говорит Питер Морган.

— Если он вас увидит, — предупреждает Джордж Кроун, — то лишь утвердится в сознании сегодняшнего, как вы это называете, фиаско.

— Оставьте его, уверяю вас… — просит Анна-Мария Стреттер.

Чарльз Россетт снова садится. Тревога отпускает его. Ничего страшного, просто нервы, усталость последних недель.

— Наверное, вы правы.

— Ему ничего не нужно.

Питер Морган и Джордж Кроун, должно быть, часто ведут такие разговоры, как сегодня вечером. Они беседуют о времяпрепровождении сумасшедшей попрошайки из Калькутты, той, что всегда узнает места, где ела.

Чарльз Россетт больше не порывается выйти. Майкл Ричард задумчив, он расспрашивает Анну-Марию Стреттер о вице-консуле. Что она скажет о нем?

— Мне показалось, по его виду, пока он не заговорил, что в его глазах… что он смотрел на что-то потерянное, им потерянное… недавно… смотрел до бесконечности… быть может, это была идея, крушение идеи… А теперь я уж и не знаю.

— Так действует несчастье, как ты считаешь?

— Не думаю, — говорит она, — что этот человек… да и какое такое несчастье? Что он потерял, чего никто больше не увидит?

— Все, быть может?

— Где? В Лахоре?

— Возможно, возможно, если ему было что терять, то потерял он это наверняка в Лахоре.

— А что он взял у Лахора взамен?

— Он ночью стрелял в это скопище?

— Ах да, наобум по толпе?

— Конечно, ведь днем видно кто.

— В садах он насвистывает «Indiana’s Song».

Джордж Кроун и Питер Морган подошли ближе. Они говорят о попрошайке: удивительно, что проказа ее не берет, она ведь спит в проказе и с проказой, а каждое утро всю себя осматривает — ничего, еще цела.

Анна-Мария Стреттер встает, к чему-то прислушивается. Потом говорит Питеру Моргану:

— Это она, та женщина, что поет на бульваре… слышите?.. Надо мне все-таки когда-нибудь выяснить…

— Да ничего ты не выяснишь, — отвечает Питер Морган, — она совершенно потеряла рассудок.

Пение удаляется.

— Я, наверное, ошибаюсь, этого не может быть, мы здесь за тысячи километров от Индокитая… Как бы она смогла?

— А вы знаете, — говорит Джордж Кроун, — что Питер пишет книгу, вдохновившись ее песней Саваннакхета?

Питер Морган наконец смеется.

— Я вдохновляюсь болью Индии. Все мы так или иначе это делаем, не правда ли? О такой боли возможно говорить, только дав ей дышать в нас… Я сочиняю записки об этой женщине.

— Почему о ней?

— С ней больше ничего не может случиться, даже проказы…