И тут он увидел вход в подпол. Створки распахивались в обе стороны, а ручки были спутаны проволокой. В четыре руки они ее одолели и аккуратно открыли погреб. Оттуда пахнуло густым духом бойни. Катя отпрянула, зажав нос, а Никита полез в темноту, движимый квестовым азартом. Мелькнула впереди лестница, ведущая наверх, к люку в полу.
В темноте что-то заворочалось и издало булькающий хрип. Дрожащий луч фонарика метнулся на звук, и Катя, вскрикнув, спряталась за спину Никиты. Живой полуобглоданный скелет полз к ним по бетонному полу, мерно постукивая костями. На костях краснели неровные полоски мяса. Это существо, почему-то все еще способное шевелиться, мычало и булькало, тараща на них единственный, лишенный века круглый глаз. По жестким черным волосам на макушке и квадратной челюсти Никита узнал этого получеловека. Это был Бероев.
— Это ведь заложный? — выдохнула Катя. — Заложный мертвец, правильно?
— Понятия не имею! — Никита схватил стоявшую у стены лопату.
— Стой, вдруг хуже сделаешь!.. Как же с заложными-то надо? Не помню!..
Катя загребла с пола горсть мусора — камешки, песок, сухие листья — и, размахнувшись, швырнула все это подальше:
— Тогда в дом войдешь, когда весь мак соберешь!
Бероев, замычав, развернулся и… пополз в противоположном направлении. Никита, не веря своим глазам, смотрел, как он елозит по полу, послушно собирая песчинки и камешки.
Катя взлетела по лестнице, налегла на крышку люка — сверху что-то шумно упало, и она поддалась. Выбрались в обширное помещение, поспешно захлопнули крышку и на всякий случай встали на нее. Кружок света выхватил из темноты гнутые ножки деревянной тумбочки, коврик, бероевские часы с боем. Они стояли, и циферблат подернулся пыльным узором.
— Дверь ищи, — зашептала Катя.
— А как же чай? — спросил приятный женский голос, и Катя с Никитой зажмурились от света.
В дверях стояла сама хозяйка в велюровом домашнем костюме и тапках с заячьими мордочками. Очки поблескивали интеллигентно и строго. А у Светкиных ног свернулись кожистыми кольцами два зверя.
— Уж извините, что я в домашнем, но вы тоже без приглашения. — Светка кивнула гостям.
— Вы что… это же… — давился словами Никита, тыча в зверей пальцем.
— Какие ни есть, а для матери всегда малыши. — И Светка улыбнулась, как полная молока и счастья красавица мать в рекламе детского питания. — Вы извините еще раз, но детки кушать хотят.
Растягиваясь и сокращаясь по-пиявочьи, звери бросились к ним. Увидев круглую распахнутую пасть, Катя закричала так, что зазвенели оконные стекла. А дальше произошло нечто непонятное. Ослепительная вспышка озарила комнату, стало нестерпимо жарко, горячо до боли, запахло паленым волосом. Звери забились на полу, их толстые шкуры пузырились и покрывались язвами. Пронзительно закричала Светка. Мгновенно раскалившийся воздух жег глаза и горло, было нечем дышать. Никита почувствовал, как кто-то схватил его за футболку и поволок…
Он окончательно пришел в себя в канаве под фонарем, куда они с Катей свалились, пробежав целую улицу. Шел настоящий ливень. Никита подставил обожженное лицо под струи воды.
— Что это было?
— Это подменыши, — ответила, стуча зубами, Катя. — Помнишь, Наргиз детей на реку повела и пропала? Детей тогда тоже забрали. А этих подкинули. И теперь они… ну, прежними становятся. И жрать хотят. Вернуть их надо в реку, только Светка не отдаст. Да они, может, и сами не пойдут, прижились, человечину распробовали…
— Хватит, — простонал Никита. — Я не про то, я про огонь…
— Подменыши огня боятся… а он сказал, что я горю… — Катя обхватила голову руками. — Я не понимаю. Не знаю…
— Кать. — Никита разлепил опухшие веки. — Да расскажи ты наконец! Хватит… Ты все знаешь. Где кто живет, правила эти. Откуда? Только не заливай про институт… Я поверю, Кать. Я теперь всему поверю.
Пока Катя доросла до сознательного возраста, мало что осталось от бабушки Серафимы. И это оставшееся сидело целыми днями в своей комнате перед телевизором либо возилось на кухне, перетирая баночки. Бабушка любила маленькую Катю, а Катя — ее истории.
На фотографиях из прошлого солнце было белым-белым, а бабушка была феей. Нежной девой такой красоты, какой Катя и в кино не видела. Ту Серафиму Катя полюбила всей своей дошкольной душой, как и волшебное село Стояново, откуда были родом бабушка и ее сказки. По фотографиям было понятно, что нашел дед Юрий, молодой специалист, в деревенской бесприданнице, тронутой умом. Бабушкины проблемы с головой секретом в семье не были, проявлялись редко, а относились к ним почтительно. Кате это и вовсе казалось нормальным: феи должны быть не от мира сего.