Вьюрки [журнальный вариант]

Катя оттолкнулась от дна ногами — в надежде отделаться как-нибудь от глупого самоотверженного Ромочки — и тут же опустилась обратно. Но спустя несколько секунд вокруг замелькали еле уловимые глазом тени, многосуставчатые лапы подхватили Ромочку, с хирургической точностью извлекли опаленные трубки из тела Кати и вытолкнули ее наверх.

По мышцам разливалась тягучая слабость. Катя медленно взобралась на мостки и растянулась на них, чувствуя себя выжатой, неспособной пальцем пошевелить. Внизу послышался всплеск. Знакомая темная голова вспучилась над водой, моргнула, и на доски шлепнулся щуренок с прокушенным брюхом.

— Ромочка… — облегченно улыбнулась Катя и заснула.

Участки достигли той степени ухоженности, к которой стремилась покойная Светка Бероева. Дачи блестели вымытыми окнами, теплый ветерок одобрительно поглаживал белопенный тюль.

А вьюрковцы начали собираться.

Клавдия Ильинична выкатила из угла чемодан на колесиках, уложила туда одежду, белье. Зеркальце. Фотографию молодого Петухова. Пузырьки с лекарствами. Вазочку вместе с букетом желтых цветов, похожих на мелкие ромашки. Вода смешалась с землей, потекла по напряженно улыбающемуся лицу Петухова.

Андрей рассовал по рюкзакам ноутбук, планшет, смартфон, наушники. Свернул и туго перетянул стропами резиновую лодку, упаковал в чехол. А весла никак не влезали. Он сломал каждое об колено, сложил покомпактней и застегнул молнию.

Через окно Катя наблюдала, как собирается Никита. Бесформенный рюкзак был набит под завязку, но Никита все равно сгребал вещи, пихал их в рюкзак, сгребал то, что упало, пихал, сгребал… Звенели пустые бутылки, которые он зачем-то решил взять с собой.

— Ты куда намылился на ночь глядя? — спросила наконец Катя.

Никита отвлекся на секунду, молча посмотрел на нее и улыбнулся. Выглядела Катя и впрямь забавно — пятнистое от синяков, опухшее после долгого сна лицо, водоросли в волосах. Она стояла на цыпочках, ухватившись за подоконник, и следила за Никитой с естествоиспытательским интересом.

— Ночь на дворе, Павлов. Я долго спала. А смотри… — Катя указала наверх, покачнулась и снова вцепилась в подоконник.

Было светло как днем. Небо затянула ровная белая пелена.

— Павлов. Ой и дурак ты, Павлов. Чуть ли не первым попался.

Он оставил в покое рюкзак и подошел к окну. Лицо у него было как пелена на небе — светлое, спокойное.

Катя потянулась навстречу:

— Давай. — Она глянула на Натальино клеймо, багровевшее у него на коже. — Я, может, тоже хочу… успокоиться.

Никита взялся за оконные створки и захлопнул их, чудом не прищемив ей пальцы. Катя отшатнулась, угодила в аккуратно подстриженные крапивные заросли и зарычала в беспомощной ярости:

— Почему вы меня не трогаете?!

Снова потек по жилам жгучий, но совсем не крапивный жар. Катя прикрыла глаза, глубоко вздохнула, вспомнила водяную прохладу и арбузный запах реки, вспомнила, как проснулась на мостках с ясной головой и легким, даже слишком легким телом. И жар угас.

Дачники, закончившие сборы, выходили на улицы и бродили по Вьюркам, выискивая тех, кого еще не коснулась всё прощающая рука. И сама Наталья бродила с ними, точно из-под земли вырастая белым столбом.

Особенно упорно к общей радости не хотел присоединяться молодняк. Ленку Степанову нашли в трансформаторной будке. Двоих мальчишек сняли с высоченной ели, перемазанных в смоле и орущих благим матом. Раздолбай Пашка умудрился выбраться из дачи через окно, проползти под забором и бесследно раствориться в лесу, об опасностях которого ему было прекрасно известно. Леша-нельзя скрылся в кошачьем царстве Тамары Яковлевны. Все видели, как он выглядывает в окно дачки и показывает нос пришедшей за ним делегации, вот только… Кошки. Они встали на пути вьюрковцев шипящей стеной, облепили калитку — и атаковали внезапно и беспощадно. Зинаиде Ивановне в клочья изорвали руку, старичку Волопасу чуть не выцарапали глаз.

Тамара Яковлевна тем временем нашла в кладовке молоток и вернулась в комнату, где бормотал воскресший телевизор. Она уже выдернула шнур из розетки, но это не помогло. Белоглазая рожа с экрана бормотала что-то, кривя трещину рта.

Наталья подошла к калитке… и остановилась. Перед ней сидела глупая кошка-трехцветка. Она сверлила Наталью взглядом и выла, плотно прижав к голове уши.

Тамара Яковлевна размахнулась и ударила молотком по экрану, прямо промеж белых глаз. Раздался хлопок, полетели искры, и телевизор сдох навеки.

Лицо Натальи еле заметно дрогнуло. Она неторопливо повернулась и пошла прочь, увлекая за собой дачников. В спины им продолжала выть трехцветка.

Катя удивилась, когда, вернувшись к себе, увидела толпу у крыльца. А потом услышала гулкий топот по кровельному железу. Юки забралась на крышу веранды и металась там. Она то крыла стоящих внизу визгливым матом, то прижимала руки к груди:

— Миленькие, ну пожалуйста… ну отстаньте… Зомби гребаные!

Катя молча прошла сквозь уклоняющуюся от нее толпу. Нащупала в кармане рыболовный крючок, вытащила его и воткнула, приподнявшись на цыпочки, над входной дверью. Лучше бы, конечно, булавку или иголку, но уж что нашлось…